Несколько критических замечаний об «Эймундовой саге»"

Священник Алексий Хотеев

 

«Письменные памятники требуют

осторожного и умелого обращения

с ними: к ним надо относиться

строго критически»

М. Дьяконов1

 

Говорят, что в истории трудно доискаться правды. Кто мол знает, как оно было на самом деле? Нередко говорят также, что историки пишут историю: и начинают заново, и переписывают. Сейчас бывает трудно доказать, что история – это наука, знание объективное. Что здесь не может быть принципа: как напишу, так оно и было. Исследователь должен уметь обращаться с историческими документами. Как действительно грустно бывает, когда видишь, что человек не пылает любовью к предмету своего исследования, когда главная его цель – произвести сенсацию, выгородить себя самого. Еще грустнее становится, когда убеждаешься, что сам предмет исследования выбран для того, чтобы надругаться над ним. Разумеются советские писатели о Церкви. Да, прошла целая эпоха, когда в стремлении представить Церковь в роли «служительницы правящего класса» и выявить ее «классовую сущность» представлялось удобным возводить клевету на святых ее. Эта эпоха оставила свой след не только в истории, но и в исторической науке. Факты истории пребывают неизменными, а вот мнения историков испытывает время.

Незадолго перед церковным праздником в честь свв. Мефодия и Кирилла совершается память перенесения мощей свв. кнн. Бориса и Глеба, первых святых, прославленных Русской Церковью (15 мая по гражд. календ.). Перевод православного богослужения с греческого языка на славянский много способствовал утверждению в славянских странах православной веры. «Обращение в христианство, – писал известный ученый Г. Вернадский, – одна из наиболее важных вех в истории русского народа. Это не было чисто религиозное событие: христианство на Руси в это время означало более высокую цивилизацию»2. После кончины св. Владимира, крестителя Руси, происходит братоубийственная усобица между его сыновьями. Вера христианская еще не вполне изменила новообращенных, чтобы прекратить между ними кровавые распри. Но в ходе столкновений явился пример пылкой сердечной веры во Христа и отказ от братоубийственной усобицы. «Не подниму руки на брата моего старшего, – говорит св. Борис, – пусть он мне будет вместо отца»3. Святые братья Борис и Глеб были убиты Святополком неправедно, их невинной кровью благословилась Земля Русская, как говорит летопись: «И еста заступника Русьстей земли, и светильника сияюща…яже исцеленье подаета приходящим к вама верою и любовию»4. Однако такие основания для почитания святых не кажутся убедительными для неверующих советских ученых. По мнению некоторых из них, объяснения «церковников» – это просто слова, самое главное – найти, кому эта канонизация выгодна. Н. Ильин первый предпринимает попытку по-новому произвести «расстановку политических сил», за ним следуют А. Хорошев и Г. Филист5. На основании скандинавского источника – «Эймундовой саги» – эти писатели берутся утверждать, что убийство св. Бориса подстроил не Святополк, а Ярослав. В их трудах рассказ саги является главным аргументом, но сам этот источник не подвергается у них критическому анализу. Это является существенным недостатком их и без того искусственных построений. Учитывая это упущение, следует сказать несколько слов о скандинавских сагах вообще и сделать критические замечания об «Эймундовой саге» в частности.

Скандинавские саги – это первоначально изустные повествования о скандинавских героях. Период, который они обычно охватывают, называется классическим «веком саги» и продолжается с 900 по 1050 гг. В истории развития любой саги различаются две формы существования: устная и письменная. Записываться саги начинают со второй половины XIII в., причем писцы редактировали устные традиции при помощи литературных приемов так, что из-под их пера саги выходили уже с существенными отличиями против их до литературной формы6. Эти произведения принято различать на несколько видов. Викингские саги, к которым относится «Эймундова сага», повествуют о странствиях своих героев в чужих странах в поисках славы и приключений. В середине XIX в. происходит введение скандинавских саг как источников в русскую историческую науку. Своеобразную услугу в этом деле оказала как раз «Эймундова сага». В 1834 г. польский литератор Сенковский опубликовал ее русский перевод и свою вводную статью о скандинавских сагах. В комментариях везде, где сага расходится с русскими летописями, он отдавал явное предпочтение саге, причем сделано это было очень вызывающе. М. Коялович, профессор истории Петербургской духовной академии, определил концепцию Сенковского следующим образом: «Беспристрастный историк (русский) не должен исключительно объявлять себя славянином, ибо тогдашнее ее (России) народонаселение состояло в равном почти количестве из славян и финнов, под управлением третьего – германского поколения (т.е. нораманнов – А.Х.)»7, поэтому Сенковский предлагает заново писать древнерусскую историю на основании уже скандинавских саг. Такая позиция автора получила широкий резонанс. Профессор русской истории Московского университета М. Погодин в целом одобрил опыт Сенковского по привлечению скандинавских источников, но не согласился с его этническими вольностями. Возросший интерес к новым источникам побудил любителей отечественной истории собрать денежные средства, на которые правительство заказало в Дании собрание скандинавских саг, имеющих отношение к истории Руси. Так в 1850-1852 гг. появился двухтомный свод «Antiquites russes», который содержал в себе фрагменты произведений на древнеисландском языке и их перевод на латинский. В скором времени в печати появились первые опыты перевода саг на русский язык.

Для историков второй половины XIX- начала XX вв. «Эймундова сага» была уже хорошо известным источником. Назрела необходимость в критическом анализе саги, т.к. комментарии на нее Сенковского требовали тщательного пересмотра. В 1926 г. в «Известиях» Академии наук появляется критическая статья А. Лященко «Eymundar saga и русские летописи», в которой автор дает в общем положительный отзыв о саге, выделяя достоверные, сомнительные и ложные сообщения. Далее сага, так сказать, попадает в «историю» в нехорошем смысле этого слова. В 1950 г. под редакцией Д. Лихачева издается «Повесть временных лет» (ПВЛ) в двух частях. В первой части приводится текст по Лавреньевскому списку и его современный перевод, а во второй – краткий обзор русского летописания и комментарии. Д. Лихачев в своем обзоре с большим уважением к русскому летописанию говорит, что оно было плодом творчества всего народа и основывалось на реальной основе народных преданий8. Однако у ученого, подъявшего такой значительный труд по изданию и объяснению Начальной летописи, нашлись свои противники (можно добавить – и завистники). В 1957 г. Н. Ильин публикует свою критическую работу о летописной статье, содержащей рассказ об убиении свв. Бориса и Глеба. Здесь автор подвергает сомнению реальную основу статьи и пытается доказать, что летописец сам сочинил ее себе в угоду. Таким образом Н. Ильин критикует Д. Лихачева, утверждая, что «культ святых братьев» был навязан народному сознанию, использовался как идеологическое средство в условиях формирующегося феодального строя, и потому не имел реальной исторической основы. Еще больше достается знаменитому русскому историку летописания и филологу акад. А. Шахматову, который, как известно, считал источниками Начальной летописи древнейшие летописные своды и народные предания. Для опровержения летописных известий Н. Ильин привлекает «Эймундову сагу» и другие источники, перемешивая их сообщения со своими собственными домыслами с целью добычи нужных выводов. Подхватив догадки Н. Ильина, другой советский писатель, А. Хорошев, в своей книге по канонизации святых в Русской Церкви (1987г. изд.) еще решительнее шагнул в область предположений и догадок, разделив церковное чествование свв. Бориса и Глеба9. В 1990 г. тему продолжил Г. Филист, который написал циничную книгу, в которой описал усобицу между сыновьями св. Владимира как уголовный роман. Выдвигая на основании «Эймундовой саги» обвинение великому князю Ярославу в убийстве св. Бориса, автор договаривается до того, что и войну Святополка с Ярославом объясняет как защиту от насильственного внедрения христианства!10 В трудах этих писателей сага стала приобретать какую-то скандальную известность. Однако в 1994 г. выходит критическое издание исландских королевских саг с русским переводом и комментариями Т. Джаксон, воспитаницы исторической школы известного советского историка В. Пашуто. В этом издании «Эймундова сага» приведена вместе со всем необходимым справочным материалом, которого вполне достаточно, чтобы развеять туман догадок.

Как известно, критика исторического источника бывает низшая и высшая. Первая определяет авторство, время написания, хронологические рамки повествования и прочие внешние характеристики. Перед высшей критикой стоит задача выяснения достоверности самого содержания источника.

Основой саги послужили рассказы дружинников конунга Эймунда, вместе с которыми он предложил свои услуги русским князьям. В письменном виде сага о подвигах норвежского конунга Эймунда и ярла Рагнара относится к нач. XIV в11. Более правильный термин для обозначения этого памятника – «Прядь об Эймунде», т.к слово saga применяется для произведения, насчитывающих более 5000 слов, меньшие называются словом páttr (прядь)12. Главная цель саги – прославление подвигов героев скандинавской истории: «Это мы, норманны, сделали то смелое дело»13. Сагу об Эймунде Сенковский разделил на несколько глав, в которых последовательно описываются: родословие конунга Эймунда, почет и уважение его в Скандинавии, служба князю Ярославу Новгородскому, три подвига Эймунда и его товарищей на войне между Ярославом и его братом «Бурицлавом», уход от Ярослава к другому русскому князю Брячиславу и заслуги Эймунда в водворении мира на Руси. Писатель пряди пользовался уже записанными сказаниями и устными преданиями, что заметно, например, на такой ссылке автора: «О конунге Олаве Святом теперь уже известно, что имя его знает вся северная половина (мира). И когда он овладел Норегом, он покорил себе всю страну и истребил в ней всех областных конунгов, как говорится в саге о нем и о разных собятиях, как писали мудрые люди; всюду говорится, что он в одно утро отнял власть у пяти конунгов, а всего – у девяти внутри страны, как говорит о том Стюрмир Мудрый»14. Автор по мере следования событий делает свои пояснения и дополнения к устному повествованию, пример тому имеем в начале саги, когда после сожаления конунга Олава об отъезде Эймунда говорится: «И больше об этом нечего сказать, и сага возвращается к Эймунду и ярлу Рагнару»15. Устное повествование составилось из рассказов участников похода, о чем свидетельствуют непосредственные впечатления рассказчиков («и никогда еще такой жестокий бой не длился так долго», «ночью было ненастно и очень темно») и многочисленные диалоги, в которых Эймунд часто говорит от лица своих спутников («мы теперь предлагаем стать защитниками этого княжества», «многие мои люди немало потеряли, иные – ноги или руки или какие-нибудь члены, или у них попорчено боевое оружие; многое мы потратили»). Между тем заметна и работа редактора. Во-первых, повествование ведется с точки зрения стороннего наблюдателя, слова героев передаются прямой речью в форме диалогов. Во-вторых, автор прославляет не только подвиги Эймунда и его спутников, но и конунга Олава, и супругу Ярослава Ингигерд, т.е. норманнов вообще. Поэтому он влагает в уста своих героев неумеренные и неожиданные похвалы, оказывается, что не только «всякий в той стране» ценил норманнов, но даже их противник «Бурицлав» не удерживается от похвалы их ловкости и находчивости16. Особенностью жанра объясняются сходства между частями рассказа: трижды «Бурицлав» идет войной на Ярослава и трижды воинское искусство Эймунда приносит победу Ярославу, трижды заключается договор между Эймундом и князем и трижды Яросла медлит с его выполнением, трижды заводится речь о смерти «Бурицлава» и трижды Эймунд говорит о ее доказательствах. Все это вместе с описаниями рыцарской доблести, смекалки, честности, ума конунга Эймунда создает впечатление искусственности всего повествования. Как справедливо заметил А. Лященко, сага отражает не столько желание автора быть правдивым в описании русских событий, сколько желание прославить Эймунда и ноарманнов17.

Для определения хронологических рамок повествования «Эймундовой саги» имеем три косвенных указания в ней самой. Отплытие Эймунда с дружиной на Русь происходит по причине объединения Норвегии под властью одного конунга Олава Харольдссона (Олава Святого), который побеждает или изгоняет всех других наследственных мелких правителей. Одним из беглецов был конунг Эймунд, который решился поступить на службу к одному из русских князей, когда узнал, что на Руси после смерти Владимира начался «разлад из-за владений» между его сыновьями. Известно, что единовластным правителем Норвегии Олав Святой стал в 1015 г., после победы у Несьяра над своим соперником ярлом Свейном18. Кончина св. Владимира по Начальной летописи была также в 1015 г. Эта дата подтверждается кратким сообщением «Рочника» краковского капитула, польского аннала, который основывался в древней своей части на сообщениях первого польского хронографа19. Поэтому наиболее вероятным временем прибытия Эймунда на Русь является начало сезона навигации 1016 г. Заключительные слова саги о пребывании Олава Святого на Руси, которое было в 1029-1030 гг.20, устанавливает другой предел повествования саги. Впрочем, последним известием о подвигах Эймунда является сообщение об участии его в войне между Ярославом Киевским и Брячиславом Полоцким в 1021 г.(согласно Начальной летописи). Можно сделать вывод, что сага описывает подвиги Эймунда и его дружины на Руси в 1016–1021 гг. Однако, в повествовании пряди есть такое действующее лицо, появление которого в самом начале службы Эймунда на Руси, должно было бы сузить рамки повествования в два раза. Князь Ярослав Новгородский, согласно саге, является уже женатым на Ингигерде, дочери Олава Шведского, и если следовать хронологии исландских анналов, то этот брак был заключен в 1019 г21. Значит, Эймунд прибыл на Русь не ранее 1019 г. Но такое заключение противоречит описанию событий в самой саге. По своем прибытии на Русь Эймунд договаривается с Ярославом о жалованье на один год. Затем следует первое сражение с «Бурицлавом», и русский князь отдает норманнам положенную часть военной добычи. «Все было по договору», сообщает сага22. По истечении срока первого договора князь и конунг заключают новый уже с повышением оплаты. Об этом втором договоре после второго сражения с «Бурицлавом» сказано, что жалованье шло плохо, «так что не уплачивалось по договору»23. По истечении второго срока военная поддержка еще была нужна Ярославу, поэтому Эймунд решается на третье соглашение на прежних условиях: «лучше мы договоримся с ним на эти двенадцать месяцев, и пусть он выплатит нам наше жалованье, как у нас было условлено»24. Затем следует убийство «Бурицлава» норманнами, но «прошли лето и зима…и опять не выплачивалось жалованье», недовольные варяги покидают Ярослава и поступают на службу к Брячиславу, с которым они заключают новый договор25. Таким образом, Эймунд участвовал в русских усобицах не менее 4 лет, из которых 3 сражался за Ярослава. Известно, что в 1019 г. Ярослав победил соперника своего Святополка на Альте, и на этом его борьба за киевский стол закончилась. Эймунд был несомненным участником этой борьбы в течение трех лет и поэтому не мог прибыть на Русь в самом ее конце. Как же тогда понять упоминание об Ингигерде в 1016 г.? А. Лященко предлагает приурочить свадьбу к 1016 г.26 Однако легче признать хронологию саги относительной. Ее автору было известно о браке Ярослава и Ингигерды из сказаний об Олаве Святом (о чем говорилось выше), поэтому он и допустил столь раннее упоминание об Ингигерде, просто основываясь на том достоверном факте, что Ярослав был женат на ней. Ведь сага служила прославлению скандинавских героев, и по представлению автора, если время и место сблизили их, значит они несомненно общались и вместе оказывали огромное влияние на ход русских событий.

Таковы основные выводы низшей критики. Что же касается высшей, то для определения меры правдивости «Эймундовой саги» как источника русской истории, необходимо привлечь другие независимые друг от друга источники. Можно назвать несколько таких источников: русская «Повесть временных лет», немецкая «Хроника» Титмара Мерзенбургского и польская «Хроника» Галла Анонима.

«Повесть временных лет», содержащая описание событий от легендарной древности до нач. XII в., входит в состав большинства русских летописей как начало и своего рода образец. Согласно разысканьям акад. А. Шахматова, «Повесть» появилась в результате переработки и дополнения древних киевских летописных сводов предположительно 1039, 1073 и 1093-95 гг.27 Ученый предпринял попытку отделить более древние сообщения от позднейших наслоений и вставок. Такому анализу подвергся летописный рассказ о междоусобии сыновей св. Владимира. Что касается летописной статьи об убиении свв. Бориса и Глеба слугами Святополка, то она была включена в древнейший свод во второй четверти XI в., т.е. скоро после описанных событий. Позднейшие переписчики дополнили повествование некоторыми деталями и записями речей самих святых братьев на основании местных преданий в назидание потомкам28. Таким образом, по мнению А. Шахматова, в исторической части русской «Повести» содержатся сообщения ближайших современников княжеской междоусобицы 1015-1019 гг., которые были зафиксированы уже в древнем летописном киевском своде 1039 г.

«Хроника» Титмара еп. Мерзенбургского ценна тем, что ее писал соверменник русских событий. Титмар начал свою работу в 1012 г. и закончил уже со своей смертью 1 декабря 1018 г. Касаясь истории Руси, он пишет о миссии еп. Рейнберна, духовника польской супруги князя Святополка, и о разорительном походе Болеслава Храброго на Киев против Ярослава. На стороне польского короля принимали участия 300 немецких воинов, со слов которых Титмар и мог делать свои записи29.

«Хроника» Галла Анонима была написана в 1107-1113 гг. Настоящее имя, происхождение, национальность автора этой польской хроники неизвестны. Однако известно, что он был занят в придворной канцелярии короля Болеслава Кривоустого и написал историю Польши от легендарных времен до 1113 г. В своей «Хронике» он старательно прославляет польских королей, особенно своего патрона Болеслава. Известия об интересующем нас периоде из истории Руси содержатся у Галла Анонима в 1 книге «Хроники» (главы 7 и 10)30.

Можно сделать сравнение основных данных о русских событиях этих источников и «Эймундовой саги».

Повесть временных лет	«Хроника» Титмара	«Хроника» Галла Анонима	«Эймундова сага»
1. Крнчина св. Владимира (1015 г.)	Упоминает об этом	________________	Упоминает об этом
2. Убиение свв. Бориса и Глеба, Святослава. Борьба между Ярославом и Святополком.	Упоминает о 3 сыновьях Владимира и их мжедоусобной борьбе (Iarizlavus, Zentepulcus)	––––––––––––––––	Упоминает о трех братьях (Burizlafr, Iarizleifr, Vartilafr)
3. Три сражения Ярослава за киевский стол: 1016 г. у Любеча со Святополком, в 1018 г. на Буге с Болеславом и Святополком, взятие Киева Болеславом, в 1019 г. на Альте со Святополком, смерть Святополка.	1018 г. Болеслав побеждает Ярослава у реки и захватывает Киев.	Болеслав воюет с королем русских (rex Ruthenorum): победоносное сражение в начале похода, взятие Киева, поставление там своего родственника (Rutheno sui generis), победоносное сражение в конце похода на р. Буг.	3 подвига Эймунда: 1. победа над «Бурицлавом у реки; 2. победа над «Бурицлавом» при обороне города; 3. убийство «Бурицлава» в его стане.

Из приведенного сравнения становится очевидной достоверность следующих фактов, о которых свидетельствуют сразу нескольких источников:

1) после кончины св. Владимира между его сыновьями начинается борьба за первенство;

2) следуют 3 сражения между главными претендентами на киевский стол Святополком и Ярославом;

3) в одном из сражений участвует польский тесть Святополка Болеслав Храбрый, тогда Ярослав терпит поражение на р. Буг, а Болеслав захватывает Киев и сажает здесь своего зятя.

О поражении Ярослава ничего не сообщает «Эймундова сага», но он не подлежит сомнению, т.к. подтверждается другими независимыми источниками. Причина междоусобия объясняется и в летописи, и у Титмара, и в саге согласно – это спор за преобладание, за первенство. Уже более ста лет усилиями киевских князей на Руси поддерживается единовластие. На этом этапе развития государственности происходит борьба двух начал: государственного и семейно-династического. Исследователь княжого права в Древней Руси А. Пресняков говорит по этому поводу, что с утверждением раздела владений в форме посадничества, единство сыновей держалось при жизни отца, но с его смертью «перед молодым государством остаются только две возможности: восстановление единства и целости владения путем борьбы и уничтожения родичей или распад, дробление на ряд отдельных, независимых друг от друга волостей-княжений»31. Понятно также почему Святополк обращается к воинственным соседям, которые готовы служить за право грабежа, и формирует свое войско из «руси и печенег», а Ярослав призывает на помощь варягов. Здесь «Эймундова сага» верна исторической правде. Однако в описании княжеской междоусобицы сага дает немало существенных расхождений с другими источниками.

Во-первых, в ней повествуется о борьбе только 3 братьев, один из них именуется «Бурицлавом», другой – Брячислав Полоцкий является в действительности не братом Ярослава Владимировича, а племянником, сыном Изяслава. Кроме того, известны имена 12 сыновей св. Владимира, и если между ними началась борьба за первенство, то в нее должно было быть вовлечены многие из них. Русская летопись перечисляет имена Святополка, Ярослава, св. Бориса, св. Глеба, Святослава, Мстислава.

Во-вторых, рассказ о первом подвиге Эймунда сходен с летописным описанием битвы у Любеча между Святополком и Ярославом в 1016 г., однако изображения последующих сражений расходятся. Вызывает недоумение, почему сага умалчивает о такой неудаче Ярослава как поражение на Буге и взятии Киева Болеславом. Если причина в том, что норманнам было стыдно говорить о своем поражении, то такая причина основательно подрывает доверие к рассказу дружинников Эймунда. Летопись предстает здесь в лучшем свете, т.к. не скрывает не поражения Ярослава, ни его бесславного бегства, когда он был готов бежать от своих противников из Новгорода еще далее – в Скандинавию (вероятно в надежде на помощь тестя как и Святополк). Однако в постыдном умолчании вряд ли повинны соратники храброго Эймунда, их благодарные потомки, вдохновляя своих детей песнями о славных героях прошлого, легко могли исказить правду о таких далеких событиях. Между тем, есть основания полагать, что «Эймундова сага» знает о походе польского короля Болеслава. Имя Burizlafr напоминает по звучанию имя «Болеслав». Эймунд совершает свой второй подвиг при обороне города, рассказ саги дает основания подразумевать здесь Киев. Наконец, после описания второго подвига сага говорит, что, не смотря на ропот дружины о невыплате жалованья по договору, конунг принимает великодушное решение не оставлять свою службу князю, потому что тот находился в великой опасности и «было у него не мирно»32. Русская летопись также сообщает нам о великодушии новгородцев, которые не оставили своего князя в беде, и снова «совокупи Ярослав воя многы»33.

Что же касается описания военных хитростей второго и третьего подвигов Эймунда, то здесь рассказ саги ничем не перекликается с другими источниками. Сходство, однако, обнаруживается с подробностями других скандинавских саг, что говорит в пользу заимствования из последних34.

Кого же прядь об Эймунде называет «Бурицлавом» и кого убивает конунг, совершая свой третий «подвиг»? Большинство исследователей сходится на том, что под именем «Бурицлава» следует понимать Святополка Владимировича, отдавая законное предпочтение рассказу русского летописца. Особое мнение некоторых советских писателей происходит из их пренебрежения к Начальной летописи. Н. Ильин и А. Хорошев полагают, что под именем «Бурицлава» в первом и втором случае действует Святополк, а в третьем случае убивают св. Бориса по приказу Ярослава. Г. Филист считает, что во всех случаях «Бурицлав» – это Борис, который является «союзником» Святополка. Между тем, А. Хорошев высказывает против такой версии контраргумент: если принять, что убийство св. Бориса в саге описывается как убийство «Бурицлава», то следует отнести его, следуя той же саге, к концу междоусобия, т.е. к 1018 или 1019 г. Но в таком случае Бориса нужно было чем-то «занять» с 1015 по 1018 (1019) гг., что невозможно за отсутствием положительных данных35. Главный аргумент Г. Филиста – это звуковое сходство «Борис» – «Бурицлав». Однако еще А. Лященко доказывал, что это имя могло означать и Болеслава, а от последнего перешло к его союзнику Святополку36. Языкознание, кажется, не противоречит такому превращению. Обратим внимание на то, что в имени «Борис» отсутствует характерное славянское окончание «-слав» (сравн. в саге Брячислав – Vartil-afr, Ярослав – Iarizl-eifr)37. Кроме того, имя «Болеслав» может быть передано древнеисландским Burizlafr. Ударение здесь падает на первый слог, поэтому гласный «?» становится долгим, а долгим «?» вполне может быть передан огубленный долгий звук «а» в слове Болеслав. Долгое «?» повлекло за собой изменение «л» на «r», которое, к слову сказать, и так появляется там, где не требует славянская фонетика: Burizlafr, Iarizleifr, Vartilafr. В следующем за тем слоге гласный «i» в безударном положении не отличим от звука «е»38. Что касается описания убийства «Бурицлава», то можно легко убедиться, что это чистый вымысел. Во-первых, Эймунд при помощи необъяснимого чутья определяет не только ту лесную опушку, на которой остановится войско «Бурицлава», но даже место его княжеской палатки. Во-вторых, трюк со срыванием палатки при помощи согнутого дерева посреди стана вооруженных людей отдает явным баснословием Тем более, что расстояние между резиденцией Ярослава и станом «Бурицлава» равнялось дневному пути. Ведь это означает, что воины будут отдыхать в боевой готовности, а они, по описанию саги, не только крепко спали, но почему-то были и «сильно пьяны». Однако, если отвергнуть это сомнительное описание, то что можно сказать о правдивости самого факта убийства? А. Лященко, например, склонен не доверять рассказу в подробностях, но признает факт убийства Эймундом «Бурицлава» (Святополка) правдоподобным39. С этим невозможно согласиться. Нет оснований не верить повествованию Начальной летописи о смерти Святополка. После поражения на Альте он был ранен, и потому его несли на носилках. Вместе с остатками своей дружины князь бежит к Берестью и далее – в Польшу, где и умирает в пустынном месте «межю Ляхы и Чехы», по всей видимости, от полученной раны40.

Общим недостатком работ Н. Ильина, А. Хорошева и Г. Филиста является то, что в своем увлечении версией убийства св. Бориса по приказу Ярослава, они не могут вписать в свою картину событий убийства св. Глеба. Вместо того, чтобы прояснить обстоятельства междоусобия они только еще больше их запутывают.

«Эймундова сага» не является полноценным источником по истории усобицы между сыновьями Владимира 1015 – 1019 гг. Ее реальная основа была искажена стилизацией фольклорного жанра, а затем отредактирована и дополнена из других скандинавских сказаний рукой писца через 200 лет после реальных событий. Повествование саги охватывает период 1016 – 1021 гг., причем здесь тенденциозно преувеличивается роль норвежского конунга в русских событиях. В рассказе саги можно признать правдивым только первый сюжет о подвигах Эймунда, а в остальных случаях реальные события только послужили поводом для его прославления. Использование «Эймундовой саги» советскими авторами, начиная с Н. Ильина, в целях опровержения достоверности «Повести временных лет» можно считать верхом цинизма. И если мы хотим доискаться в истории правды, то нужно сначала научиться обращаться с историческими источниками, проделать работу, которая по своим результатам стоит кропотливого и внимательного труда.

                              01.02.05

 

Назад к списку