Экклезиология Брестской унии 1596 года

Священник Алексий Хотеев

Опубликовано: Материалы VIII Международных Кирилло-Мефодиевских Чтений. Мн., 2003. Ч. 1. Кн. 1. – 85-103 с.

 

«Уния возможна с Римом; в Православии

возможно только единство». А. С. Хомяков[1].

 

Церковь является хранительницей истин веры, в ней как в богатой сокровищнице, по выражению св. Иринея Лионского[2], в полноте пребывают истины о Боге, мире и человеке. Между теми истинами есть и отношение Церкви к самой себе: для того, кто верует в Сына Божия, пришедшего во плоти, и Церковь Христова является предметом веры. Этим священным чувством наполнены слова ап. Павла: Церковь Бога живого есть «столп и утверждение истины»(1 Тим. 2,15). Учение Церкви о самой себе называется экклезиологией(от греч. Ecclesia, что значит «Церковь»), а заключается оно в кратких выражениях Символа: «Верую[…]во Едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». «Единая», потому что один Глава Церкви – Христос, едино исповедание Его Сыном Божиим, одно крещение во имя Его и возрождение в церковных таинствах. «Святая», ибо в ней незримо пребывает от дня Пятидесятницы благодать Святого Духа «всегда немощная врачующая и оскудевающая восполняющая». «Соборная», поскольку все множество членов Церкви пребывает в единомыслии и согласии об истинах веры и благочестия, в соборном единении не только человеческих поколений, но также ангелов и святых (Евр. 12, 22-24). «Апостольская», значит действительно имеющая апостольское происхождение и, следовательно, историческую преемственность от Самого Христа. Церковь Едина и Единственна (una et unica), простираясь и во времени и в вечности, она является средой для богообщения, соединяет земное и небесное под главою Христом (Евр. 1,10).

Однако, скажут, что имеющим богословское образование свойственно говорить о Церкви в возвышенных и витиеватых словах, но в своем видимом аспекте она является организацией, чаще всего представленной духовенством (типичные слова для светских историков). Отсюда обычно следует вывод, что изучать экклезиологию совсем необязательно для тех, кто рассматривает Церковь только как социально-культурное явление. В особенности отстаивается т. н. «пазаканфесiйны» подход. Результатом становится не только неверие в Церковь, но и разрушение адекватного представления о ней. Так, современная исследовательница С. В. Морозова выдвигает следующий тезис: «Берасцейская унія – гэта пошук нацыянальна адпаведнай формы рэлігійнага і духоўна-культурнага самавыяўлення беларускага і ўкраінскага народаў»[3]. Автор сама свидетельствует о своем непонимании предмета, когда пишет об «уніяцкай версіі хрысціянскай царквы»[4]. Разве Униатская церковь есть что-то самостоятельное в учении и обрядах? А что бы сказала автор об униатах в Греции или Малой Азии? Если бы Православие, бытовавшее на землях Западной Руси с кон. X в., вдруг перестало соответствовать духовным исканиям местного населения в 1596 г., то как объяснить тот факт, что даже после времен безбожия большинство граждан Беларуси и Украины имеют православное крещение? Укажут на давление светской власти в XIX в. в пользу Православия, - что ж, уния насаждалась также светской и духовной властью Речи Посполитой более 200 лет, причем без полного успеха, а Православие возродилось совершенно менее чем за 50 лет (1795-1839гг.). Как такое возможно было бы без народного сочувствия? Впрочем, всегда нам удобно могут возразить: у вас точка зрения богословская, а у нас историческая, мы по-разному смотрим на один и тот же предмет. Думается, что безрелигиозному человеку действительно не хватает целостного восприятия вещей, он верит в идеологию, быть может и не отрицающую религию, но однозначно безразличную к ней. Однако, объективная точка зрения существует, и предмет тогда не двоится, он выступает со всей четкостью и ясностью. «Объективный» значит адекватный, соответствующий сути предмета. Поскольку Брестская уния – событие церковное, то и объективный подход будет именно экклезиологический, т. е. церковный. Рассмотрению подлежит то, что легло в основу отношения униатов к своему исповеданию.

В католической литературе продолжает утверждаться связь Брестской унии 1596г. с ближайшей по времени Ферраро-Флорентийской1439г.[5] Можно сказать, что здесь преемственность скорее в духе чем в силе. Память о Флорентийской унии была воскрешена католическими полемистами как некоторый исторический аргумент в свою пользу. Сомнительно, чтобы сами латиняне считали свой опыт во Флоренции удавшимся и использовали его для повторения. «Оба раза – в 1274г. на Лионском Соборе и в 1438-1439гг. на Ферраро-Флорентийском Соборе,- пишет католический автор Ги Бедуелл,- когда удавалось достигать соглашения об объединении («унии») на бумаге (что было связано с политическими интересами Византийской империи, осаждаемой турками), верующий народ, находящийся под влиянием греческих монахов, оказывал сопротивление претворению этого соглашения в жизнь»[6]. В отличие от унии во Флоренции Брестская уния  была совершена без богословского обсуждения условий соединения. Ей способствовали два фактора: волна возрождения католической религии с прибытием в Польшу ордена иезуитов и поддержка унионального проекта королевской властью Речи Посполитой, которая тяготела над православным населением государства, благодаря особому праву патроната.[7] Чтобы достигнуть распространения католической веры посредством пропаганды унии было удобно воспользоваться подчиненным положением православных в польском государстве.[8]

Материалов, которые содержат описание развития идеи Брестской унии, вполне достаточно. Поскольку уния от самого своего начала стала пререкаемым явлением, большую пользу для изучения ее развития приносит полемическая литература. Можно назвать следующие важнейшие сочинения, относящиеся ко времени подготовки и становления Брестской унии. Перу авторов-иезуитов принадлежат издания Петра Скарги «О единстве Церкви Божией под одним пастырем» (1577г. – первое, 1590г. – второе)[9], его же «Брестский Собор и оборона его» (1596г.)[10], Бенедикта Гербеста «История веры Римского костела и греческой неволи» (1586г.)[11]. Униаты писали также сочинения: «Уния греков с костелом Римским» (1595г., приписывается Ипатию Потею)[12], «Гармония Восточной Церкви с костелом Римским» (1608г.)[13], архим. Лев Кревза «Оборона унии» (1617г.)[14]. Православные отвечали своими возражениями: свящ. Василий «О единой истинной православной вере» (1588г.)[15], неизвестный автор написал «Эктезис» (1597г.)[16], «Ответ клирика Острожского Ипатию Потею» (1598г.)[17], «Вопросы и ответы православного папежникам» (1603г.)[18], «Апокрисис Христофора Филалета» (1597г., автор – протестант Христофор Бронский)[19] и др. Кроме того значительный материал дают исследователю т.н. «артикулы» западно-русских владык (1594г.)[20], акт об унии и присяга Ипатия Потея и Кирилла Терлецкого в Риме (1595г.), переписка между королем Сигизмундом III, митр. Михаилом (Рагозой), Ипатием Потеем и князем Константином Острожским.[21] Все эти сочинения предоставляют обильный материал для изучения полемических вопросов, в особенности, экклезиологических. Последние можно выделить и изложить в систематическом порядке, оставляя в стороне догматический вопрос об исхождении Святого Духа и обрядовые разности, которые обсуждались на перекрестке полемики. Наша главная задача: проследить каким образом стороны хотели совершить церковную унию с точки зрения их представления о Церкви.

I. Идея воссоединения Западной и Восточной Церкви в Речи Посполитой.

Флорентийская уния 1439г. просуществовала в Киевской митрополии недолго, в 1469г. митр. Григорий (Болгарин) восстановил общение с Константинопольским патр. Дионисием. Когда престол польский и литовский занимал король Александр (1492-1506гг.), при митр. Киевском Иосифе (Богариновиче) (+1501г.), была попытка реанимировать Флорентийскую унию на землях западно-русской митрополии, однако, попытка эта была безуспешной. В перв. пол. XVI в. в Западной Европе разгорелся очаг Реформации. Протестанты разных течений наводнили Польшу и Литву. В связи с этим положение Римско-Католической церкви на этих землях усложнилось. Многие знатные паны и магнаты отрекались от латинства и становились лютеранами, кальвинистами или последователями Социна. Этот процесс затронул даже католическое духовенство, священники оставляли свой сан, женились, храмы, в которых они служили становились протестантскими. Даже один из епископов, Киевский Николай Пац, открыто проповедовал протестантское учение, после он сделался мирянином, женился и стал брестским каштеляном. Подобные явления приобрели такие угрожающие размеры, что, по свидетельству польских историков, в Жмудской епархии едва оставалось шесть латинских священников.[22]

«Reformation der Kirche», – таков был девиз реформистской Европы, «то, что утверждает папа Римский, может быть и ошибкой, если не основывается на Священном Писании», – говорил Мартин Лютер.[23] Поэтому весь папский институт был отброшен Реформацией. В польско- литовское общество вошел дух свободы и перемен. В среде польской шляхты даже возникло некоторое сочувствие Православию. Так, на Петроковском сейме 1550г. разбирался вопрос о женитьбе ксендза Ореховского, который увлекся восточным обрядом, защищал крещение через погружение, брачное состояние священников и соборное управление. Многочисленное шляхетское сословие вовсе не осуждало этого католического священника. Более того, на сейме было предложено: совершать литургию и другие службы на народном языке, отменить целибат духовенства, ввести  причащение под двумя видми и для мирян (т.е. Телом и Кровию Христовыми из чаши), созвать собор для устроения народной церкви, уничтожить папские аннаты (т.е. налоги в пользу Римского престола).[24] В 1569г. состоялась Люблинская уния, и из Польши и Литвы образовалось единое государство – Речь Посполитая. Именно в это время возбужденных общественных настроений в стране активизировались иезуиты. Сначала их пригласил в Польшу кардинал Станислав Гозий в 1564г. Личность этого человека не лишена интереса. Он был умным и образованным представителем своего века. Одно время Гозий был председателем Тридентского Собора (1545-1563гг.). его отличительной чертой была величайшая приверженность к папству. «Qui non papista – est satanista», – часто говаривал кардинал Гозий.[25] В 1569г. иезуитов пригласил в Литву еп. Виленский Валериан Протасевич. За каких-нибудь два десятка лет иезуиты, подобные canes Domini, сумели настолько поднять авторитет католической веры, что протестанты уже более думали о своей защите чем о нападении. Орден действовал всегда энергично и самоотверженно. В крупных центрах учреждались школы (коллегиумы) для юношества и госпитали. Образование давалось бесплатно, что особенно привлекало мелкопоместную шляхту, в том числе и православную. Иезуиты получали ветхие костелы и каплицы, и в короткое время они становились цветущими. В храмах стали совершаться такие торжественные богослужения, каких давно не видывала католическая Польша. Священники-иезуиты становились духовниками королевских и других знатных фамилий, приобретали расположение даже иноверых магнатов посредством их жен, своих послушных девоток. Готовые при всякой встрече заводить разговоры о вере и диспуты, особенно публичные, братья-иезуиты поражали своим красноречием и видимой ученостью. Их проповеди собирали множество людей в костелах, нередко после речей Петра Скарги весь храм рыдал. Затем конфессионалы (исповедальни) обступали столько верующих, что не хватало у иезуитов своих священников. Католический дух в Речи Посполитой заметно воспрянул. Одним из самых действенных способов возбудить своеобразную духовность в народе были т.н. exercitiae spiritualiae, meditationes. В положенные часы необходимо было размышлять о страстях Христовых, воображать раны Господни, Его крест. Нередко люди приводились такими размышлениями в полное исступление. Однако, этим дело не ограничивалось: нужно было и самому понести подобные страдания. Отсюда можно было видеть в дни Страстной недели как братчики со своими воспитанниками полунагими выходили  на площади и самобичевали себя до крови. Подобные упражнения выполнялись и в домашних условиях для чего существовали особые плетки. Даже члены королевской фамилии нисколько не уступали в своей ревности своим учителям-иезуитам.[26] Один потомок знатного рода Станислав Костка даже стал жертвой подобных самоистязаний, за что, правда, в последствии был канонизирован. Не удивительно после этого, что в такой духовной обстановке раздавались слова Петра Скарги: «Где наша любовь к отчизне, где наше единодушие и сила против врагов, когда мы раздираем отечество схизмой?».[27]

Идея унии, которая вынашивалась в иезуитских кругах sicut propagatio fidei, предполагала для обращающихся безусловное подчинение Римскому престолу и принятие всех артикулов католической веры.[28] Основание такому подходу было вполне экклезилогическое: истинная Церковь может быть только одна. «Przetosz iesli iest wiele wiar chrzescianskich y wiele sobie kosciolow roznych, – пишет Петр Скарга, – iz inny iest, iako tu w Wilne na to patrzem, Zwinglanski, inny Luterski, inny Nowokrzczenski, inny Ruski abo Grecki, inny Rzymski akbo Lacinski, klore iednosci z soba w wyznaniu iedney wiary y prawdy Bozey y iedney spolecznosci w milosci chrzescianskiey nie maia (o ceremoniach nie mowie, bo ty w iedney wierze y posluszenstwie roznie byc moga), tedy rzecz iest pewna, iz tylo ieden iest prawy kosciot Cgrystusow miedzy nimi, a inne wszytki falszywe».[29] Понятно, что этот prawy kosciol jest kosciol Rzymski. В подтверждение, со ссылкой на блж. Августина, приводятся четыре признака истинной Церкви:

1.            Всемирность или повсеместность (kosciol jest katolicki, to jest po wszytkim swiece rozlany). У католиков же повсюду вера одна, одно исповедание Святой Троицы, божества и человечества Христова. Придет католик из Индии, Рима, Испании, и он той же вере научен, что и поляк.

2.            Постоянство веры, ее древность, неотменность. У еретиков же, что ни год другая вера появляется.

3.            В Церковь истинную входят многие народы, а не один. Их единство обеспечивается послушанием Римскому папе.

4.            Апостольское преемство иерархии и таинства.[30]

Восточная же Церковь, по мнению идеологов унии, не обладает названными свойствами в полноте, т.к. вышла из послушания наместников Христовых в Риме. «A iz schizma, to jest odszczepienie w kosciele schismatyki, to jest odszczepiency zowia, – пишет Петр Скарга, – acz potym, na pokrycie vporu nieposluszenstva swego przyczyny szukaiac, inna sobie wiare vkowali, chcac Lacinski kosciol potwarzac, sami w kacerstwo y heretyctwo vpadli».[31] Последовательность рассуждений такова. Греки отпали от Рима как Дафан и Авирон от Аарона (Числ. 16,1-40). Bez papiera, как тело без головы, xywota miec w Bogu nie moga. Не Рим от греков отпал, а наоборот, именно греки отпали. Поскольку они признавали долгое время над собой главенство папы, то они и отпали, ведь Рим над собой никакого первенства не признавал. Ни одни собор не обвинял Римскую церковь в неправоверии (имеются в виду Вселенские Соборы), но на восточных епископов разбирались обвинения. Если представят возражение: «Скорее Церковь истинная при четырех ратриархах останется, нежели при одном папе», то следует возразить: «Дело не в большинстве, ведь десять колен израильских отступили от двух иудейских, однако, правда была на стороне Иерусалима». Теперь же только одна церковь Римская свободна, все же восточные – под турками в плену как и израильтяне оные в Ветхом Завете. Причины отступничества греков следующие: гордость патриархов, тиранство и еретичество кесарей греческих, месть императоров папе за коронацию короля франков (!).[32] Припоминались восточным Лионская и Флорентийская унии, подложное завещание патр. Константинопольского Иосифа, дело представлялось таким образом, что они не слушались своих пастырей и отвергали законное единство с Римским престолом.[33]

Западно-русские владыки во главе с митр. Михаилом (Рагозой) вполне усвоили эти латинские доводы.[34] В одном из своих соборных посланий они даже говорили, что решаются на унию не вопреки воле восточных патриархов, которые и сами того желали бы, но находятся в турецкой неволе.[35] В тексте присяги Римскому папе Клименту VIII епископы Ипатий Потей и Кирилл Терлецкий засвидетельствовали от лица западно-русских пастырей и паствы: «Признаю, что святая Кафолическая и Апостольская Римская церковь есть всех церквей матерь и учительница».[36] Таким образом, пропагандируемая jednosc, на деле предполагала zwierzchnosc Римско-Католической церкви над Православной.

Как известно, западно-руссам не совсем была чужда идея церковной унии. Знаменитый борец за Православие, князь Константин Острожский, облеченный доверием большинства православной паствы, писал новопоставленному во епископы Ипатию Потею в 1593г.: «С давнего времени, видя крайний упадок и оскудение матери нашей, святой Восточной Церкви, «всех Церквей начальнейшей», я размышлял и заботился о том, каким бы способом возвратить ее в прежнее, благоустроенное состояние. Сетуя о падении ее и поругании, какому подвергается она от еретиков и от самих отторгнувшихся от нее римлян, бывших некогда нашими братьями, я осмелился чрез своих старших духовных советоваться о некоторых нужных речах Св. Писания с папским легатом Антонием Поссевином, когда он был здесь, но ничего не вышло. […] Если бы все вы (архипастыри – А.Х.) одинаково на предстоящем вашем духовном Соборе порадели и порассудили, каким бы образом положить начало к примирению Церквей […] или, по крайней мере, к улучшению положения православных».[37] К этому делу предлагал князь привлечь Московского патриарха, а также восточных епископов, чтобы решение было соборным. Важнейшим же условием унии было сохранение православной веры и обрядов неповрежденными. Согласно этому и ранее, еще в 1438 г., когда митр. Исидор отбывал из Москвы на Флорентийский Собор, царь Василий II взял с него клятву не вводить никакой новизны противной учению веры и обычаев русских.[38] Такой подход следует признать вполне естественным, «яко креме единыа истинныа святыа Восточныа Церкви з Иерусалима нащепеное и напоеныа веры, и непреможно содержати, – писал в своем полемическом сочинении свящ. Василий, – все инише веры облудны суть, суетны и прелестные».[39] Православные отнюдь не считали свою Церковь фальшивой и в чем-либо уступающей церкви Римской. Пропаганда унии оживила умственные силы западно-руссов, их ответы ни в чем не уступали латинским выпадам, в к. XVI в. широко стали распространять свою деятельность православные братства. К сожалению, начавшееся возрождение затягивалось многочисленными конфликтами между братствами и местными епископами, между могущественными патронами и духовными особами.

II. Уния как подчинение Римскому епископу, Vicario Christi.

Итак, идея церковной унии была связана с определением единой истинной Церкви Христовой, что и отразилось в различных полемических сочинениях, направленных друг против друга. Иезуиты, а вслед за ними и униаты, возложили все упования на аргументы в пользу Римского папы. Если православные принимают его главенство, то они implicite соглашаются со всем учением веры и обрядами латинскими, что, собственно говоря, и выражало искомую jednosc. В книге Петра Скарги ход рассуждений представляется такой. У Церкви должен быть не только Невидимый Глава – Христос, но и видимый глава – Его наместник. Ведь Христос Спаситель учил вере словом. Его проповедь была записана апостолами, но чтобы ее читать и через это достигать жизни вечной необходимо иметь образование, знать азбуку, а это для всех невозможно. С другой стороны, Бог является сотнику Корнилию, и тот благоговейно принимает откровение, однако, Господь не настовляет его Сам, а посылает к нему ап. Петра (Деян. 10). Отсюда вывод: « A tak wszytka rzecz na tym iest: kto chce prawde, y slovo Boze miec, musi sie na prawym namiestniku y poslancu Chrystusowym, widomym cztowieku, dobrze znac».[40] Однако, спросят: как узнать такого істінного посланніка? Ведь он также непосредственно Богом должен быть послан как ап. Петр к Корнилию? Ответ: признаком такого послания является апостольская преемственность. Так Аарон был Богом избран и передал своим сыновьям свое служение. Вопрос: но ведь и еретики преемственность от апостолов имели как Диоскор, Евтихий и др.? Ответ: кто Христом послан, тот на Христа не восстает, т.е. не становится еретиком, но всегода пребывает в правом исповедании, каковыми всегда были Римские епископы. Далее доказывается, что Христос дал Свою власть ап. Петру, тот своим преемникам в Риме и так будет до конца веков. Римский папа от самых первых времен имел zwierzchnosc,  и греческие, и восточные патриархи это признавали.[41] В соборной грамоте о заключении унии в 1596 г. западно-русские епископы послушно записали: «Единовладность церкви Божой во Евангелии усты Господа Бога нашего Иисуса Христа, основанна и утвержденна есть, абы на едином Петре, яко на камени Церковь. […] абы у единаго тела едина глава и в едином дому един господарь и шафар оброков Божиих над челядию поставленный о порядку и о всем добром всех обмышлял, […] иж Римский папа ест отцем и учителем и справцою всего хрестиянства и правым Ретра святого наместником».[42]

Православные такому учению возражали. «Мы признаем, – говорится в одном полемическом сочинении, – что Церковь единственна, как един дом Божий, едино стадо, един корабль Христов, в котором ищущему спасения необходимо пребывать. Однако, удивляемся как вы сами увидеть не можете: называете свою церковь католической, т.е. повсеместной, с одной стороны, а сдругой – к одному месту и одному имени прилагаете. Ведь в исповедании веры не говорим – во един святой Римский или Петра святого костел, но – во едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь; т.е. не на Риме только или на одном апостоле Петре та Церковь основывается, но на всех апостолах и на всех христианах православных по всему миру».[43] То, что литиняне усваивали только ап. Петру по-справедливости принадлежит всем апостолам, т.е. правое исповедание веры, проповедь и устроение христианских общин. Не только ап. Петр, но и другие апостолы камнем веры и фундаментом Церкви назывались (Апок. 21, 19-20).[44] Западно-руссы послушанию Римскому папе противились и признавали своим старшим пастырем патриарха Константинопольского. Католической идее церковной монархии противопоставлялось учение о соборности Церкви. «Не гордись, но бойся, – цитировались православными слова ап. Павла римлянам (Рим. 11,20), церковное единство держится не на учитльном главенстве преемника Петрова, «никто не хвались человеками», - говорит ап. Павел (1Кор. 3,21), но на единстве Духа Божия, почивающего на членах Церкви как на апостолах в день Пятидесятницы, «ибо все мы одним духом крестились в одно тело», т.е. Церковь (1Кор. 12,13).

Идеологи унии убеждали православных западно-руссов отказаться от послушания Константинопольским патриархам. Их называли нерадивыми пастырями и наемниками иноверной турецкой власти, корыстолюбивыми патронами и виновниками церковного раскола.[45] «Мы не хотечи быти участниками греху так великого и неволи поганьской, которая за тым прийшла на Царигородских патриярхов, – писали в соборной грамоте 1596 г. митр. Михаил (Рагоза) и единомысленные с ним владыки, – и не хотечи им росколу и разорвания в церкви святое единости помогати, и збегаючи спустошению церквей и спасению душ людских […] послушенство столицы Римской Петра святого Клименту VIII и его наследником отдали».[46] Этот поступок покрывался защитой короля Сигизмунда III, который готов был предоставить епископам, подписавшим унию, всякие льготы и оградить их от справедливых прещений Константинопольского патриарха.[47]

III. Уния как признание католического вероучения при сохранении восточных обрядов.

«Мы позволяем и разрешаем им (униатам – А.Х.) все священные обряды и церемонии, какие употребляют они при совершении божественных служб и святейшей литургии […], если только эти обряды и церемонии не противны истине и учению католической веры», – утвердил в своем особом «постановлении» папа Климент VIII об унии русских епископов с Римской церковью в 1596 г.[48] Католические защитники унии в объяснение факта о разрешении православным в случае признания ими латинского вероучения сохранить восточные обряды обычно ссылались на такое же постановление Флорентийского Собора. Объяснить с богословской точки зрения такое допущение очень трудно. Сами католические авторы об этом не распространяются и нигде не объясняют, а выглядит это разрешение как утешительная услуга. Петр Скарга пишет об обрядах: «W tym ziednoczeniu z kosciolem Bozym nie vtracisz ich, ale ie ozdobisz y ozywisz sobie na zbawienny pozytek»[49]. И слова эти кажутся несколько странными после того, как Скарга ранее перечислил русские богослужебные «отступления». Он восстает, например, против мнения, что находящимся во аде помощь приношениями и молитвами бывает (co iest blad, kacerstwo y falsziwa nauka), или против практики освящения раз в году в Великий Четверг Святых Даров для причащения больных, что, ему думается, есть великое нечестие (nievczciwosc) по отношению к Телу Христову, Которое будто бы не может целый год неповрежденным храниться[50]. Отмена восточного обряда после подобной критики выглядела бы более последовательной. А.С. Хомяков писал по поводу снисхождения к русским обрядам другого иезуита, кн. Гагарина: «Обряд – это свободная поэзия символов или слов, которыми Церковь пользуется для выражения своего познания о Божественных истинах.[…]Обряд…есть не более как прозрачное покрывало, которым облекается догмат .[…] «вопрос о восточном обряде более всего озабочивает многих русских»(слова Гагарина-А.Х.). Автор, как кажется, имеет не слишком высокое понятие о степени умственного развития своих соотечественников»[51]. Совершенно справедливое замечание! Православные озабочены сохранением своих обрядов поскольку они выражают учение веры или догматы Церкви. Совмещение католического вероучения и православных обрядов возможно лишь по недоразумению или, что хуже, по презрению. Вам дороги внешние формы?- оставьте их, что же касается внутреннего содержания, то оно будет наше. Такое отношение бывает только к обманутым. История подтвердила это, достаточно ознакомиться с последствиями Замойского Собора 1720 г.

IV. Заключение церковной унии на Брестском Соборе в 2596 г.

Совершение присоединения Киевской митрополии к Римской церкви представляется как дело соборное. Поборники унии развили в связи с этим особую экклезиологическую тему учительных прав иерархии. Петр Скарга писал в своей апологии о западно-русских владыках: «Oni sa pasterze, a wy (православные миряне и духовенство – А.Х.) owze, oni przelozeni, a wy poddani»[52]. Все это вполне соответствует католическому разделению церкви учащей и церкви учащихся. Брестский Собор был правильным и законным: он был собран с одобрения папы Климента VIII через примаса Польши, разрешен королем польским, составили собор владыки-епископы и цель его была святой и желанной – соединение веры[53]. Такова основная тема. А что православное духовенство и шляхта составили свой собор, то это дерзкое противление. Епископам о делах веры судить свойственно, а не светским людям. Двое епископов (Балобан и Копыстенский) между собой собора образовать не могли, т.к. между ними не было старшего (митрополита). Если же и много было там других духовных лиц, то они права голоса в таких делах не имеют. Экзарх Никифор находился на территории Речи Посполитой незаконно, был «беглецом и шпионом», поэтому никого кроме себя представлять не мог. И запрещение такого собора на предавшихся унии русских владык неправильно, ибо где это видано, чтобы подданные пана своего, священник епископа своего, епископ патриарха своего запрещать могли[54]. Право канонической власти соединялось в таких рассуждениях с притязаниями иерархии на непогрешимость в делах веры. Однако, важнейшей обязанностью носящих священный сан является пребывание в той вере, которая от времен апостольских передается святыми отцами. Деяния соборов получают признание Церкви не потому, что это приказы иерархии, а по мере соответствия определений тому духу веры и благочестия, который наполняет всех членов тела церковного всегда и везде.

Православные отвергали постановления Брестского Собора, заключившего унию с Римом, поскольку ради этого соглашения была принесена в жертву православная вера. «Не прелагай предел вечных, яже положиша отцы твои»(Притч. 22,28), - такими словами начинали они свою защиту[55]. Святые отцы, исполненные Духа Божия, завещали хранить веру и правила древних, а за отступление у тех же святых отцов положено прещение[56]. Ведь не только определения Флорентийского Собора подписали владыки-униаты, но и Тридентского. Учение об исхождении Святого Духа приняли чисто латинское, а также будто восточное «через Сына» тождественно западному «и от Сына»-Filioque[57]. Поборники унии  тратили немало усилий на апологию флорентийского союза и выставляли новый латино- русский диалог как его продолжение, однако нигде не объяснили преемство тридентских определений: если в первом случае греки были участниками, то во втором их даже не приглашали к общению. Экзарх Константинопольского патриарха Никифор[58] говорил в обращении к собору православных клириков и мирян, что митрополит и владыки с ним по правилам должны были заседать, а не сомовластно отделяться вопреки церковным канонам[59]. Таким образом, составились два Брестских собора, один во главе с митр. Михаилом (Рагозой) и согласными на унию епископами, а другой во главе с экзархом Никифором, представителем Александрийской кафедры Кириллом, двумя несогласными на унию русскими епископами и большим числом духовенства и мирян. За нарушение архиерейской присяги о послушании своему каноническому главе, патриарху Константинопольскому, а также за отступление от православной веры митр. Михаил (Рагоза) и единомысленные с ним епископы были лишены сана собором православных, которые усмотрели в унии пропаганду раскола Киевской митрополии. Патриарший экзарх Никифор, вопреки Скарге, имел право низлагать виновных епископов с последующим утверждением совершившегося патриархом.

Какое нужно было иметь представление о Церкви митрополиту и епископам, подписавшим унию с Римом от лица своей паствы, когда прямо напротив них законная каноническая власть и та самая паства отвергли их представительство в деле восстановления церковного мира? Только высокое представление о своих иерархических правах и низкое представление о народе Божием. В действительности же получилось: кто хочет мира – пусть готовится к войне.

Экклезиология Брестской унии была вполне католической. Единственная истинная церковь есть Римская, основанная на ап. Петре и вверенная его преемникам. Римский папа является видимым ее главой и наместником Христа, так что ecclesia est monarchia. Кафоличность Церкви истолкована как всемирность, т. е. как признак внешнего торжества во всем известном тогда цивилизованном мире. Идея соборности была подменена учительным правом духовенства. Сама уния рассматривалась как долг послушания Римскому престолу, как прекращение восточной схизмы, т. е. раскола. «Bracia mili!- взывал Петр Скарга,- Czlonkiscie nasze y krew ze krwie y kosci z kosci naszych! Czemuscie sie od nas odtaczuli, a od iedney glowy swoiey, od nawyzszego kaplana oddzelili?»[60]. Сами современные католические авторы признают, что западно-русские  владыки просто целиком признали римскую экклезиологию в духе Тридентского Собора, именно тех его определений, в которых говорилось о преемстве власти наместников Христовых и церковном предании, что никакие условия унии со стороны митрополита и епископов в Риме во внимание не принимались[61]. Русские иерархи в своих «артикулах» хотели выговорить для себя по сути только перемену юрисдикции и остаться при всей вере и обычаях восточных, но Римский епископ разрешил им только обряды и то с условием, чтобы они не противоречили вере и обычаям латинским. Киевский же митрополит и его единомышленники послушно согласились на одно единственное римское условие о послушании папе и тем самым перечеркнули все то, что хотели для себя оставить. Таким образом, на Брестском униатском Соборе 1596г. было положено начало раскола православной Киевской митрополии.

Униаты стали рассматривать себя как часть Римско-Католичесуой церкви, однако со стороны латинян на них стали смотреть как на меньших братьев, да и разве могло бы быть по-другому? «Итак, латинская церковь может принять восточных в свое общение, – размышляет по этому поводу А.С. Хомяков, – но спрашивается, на каком основании? В равенстве христианского братства?-«Пожалуй»,- ответит латинянин, несколько помявшись. Значит: и в равенстве прав на епископство, на кардинальство и на папство, на которое все сыны Церкви, очевидно, имеют равное право? «Что вы»,- восклицает устрашенный латинянин, «куда забрели вы! Мы принимаем вас, но как детей, не более, с даруемой вам привилегией на невежество и, говоря откровенно, на бессмыслие»[62]. Речь идет, конечно, о сохранении обрядов, которые в случае принятии иной веры, теряют всякий смысл. Например, причащение под двумя видами не есть собственно обрядовый вопрос, а как выражение воли Спасителя «приимите и ядите», «приимите и пийте» имеет догматическое содержание, как может оно совмещаться с католическим учением о Теле Христовом? Неудивительно после этого, что православное богослужение как выражение церковной жизни начинает у униатов постепенно стираться, и самые лучшие из них предпочитали переходить сразу в чистое латинство. Что же можно сказать о простом народе? Когда в к.XVIII в. униатский визитатор Туркевич во  время исполнения своих обязанностей спрашивал у обитателей Каневского округа: «Какой вы веры?» То они ответствовали ему: «Мы не знаем, нас тому священники не учили»[63]. Действительно, перед глазами униатских пастырей в нач. XIXв. Предстал глубокий кризис их исповедания, что и побудило их в своих духовных исканиях обратиться к своей Матери – Восточной Церкви. Такой конец Брестской унии был вполне закономерным. Она была рождена во время падения у христиан Запада церковного сознания[64]. Хилая от своего рождения уния не смогла произвести крепких подвижников молитвы и благочестия. Эта болезненная слабость униатского исповедания могла быть уврачевана единственно возвращением в лоно Православной Церкви, в благодатном союзе с которой только и возможно подлинное единение христиан с Богом и между собою.

24.05.02.   

 

 

 

 

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Хомяков А. С. Сочинения богословские. СПб., 1995. Письма к Пальмеру. С. 287.

 

[2] «Не должно искать у других истины, которую легко получить от Церкви, ибо апостолы, как богач в сокровищницу, вполне положили в нее все, что относится к истине, так что всякий желающий берет из нее питие жизни». Против ересей. Кн. 3, гл.4,1. Ранние отцы Церкви. Брюссель. 1988. С. 633.

 

[3] Марозава С.В. Уніяцкая царква ў этнакультурным развіцці Беларусі (1596-1839 гады). Аўтарэферат. 2002. С.7.

[4] Там же. С.7.

[5] «The regional union of one of the Eastern Churches with Rome, which was concluded at the Synod of Brest in 1596, was a return to the tradition of the general union between Western and Eastern Christendom, which had been achieved at the Council of Florence in 1439». Halecki Oskar. From Florence to Brest (1439-1596). Rome.1968. P.15.

[6] Ги Бедуелл. История Церкви. М., 1993. С. 199.

[7] Римская церковь в свое время также пережила болезненное вмешательство светских патронов. В 1075г. знаменитый папа Григорий VII осудил инвеституру: «Если кто-нибудь впредь примет из рук светского лица епископство или аббатство, да не считается он епископом и да лишится он милости св. Петра и доступа в Церковь. Если какой-нибудь император, король, герцог, маркиз, граф или вообще какая-нибудь светская власть или светское лицо притязает на право давать инвеституру епископам или кому бы то ни было из служителей Церкви, он подлежит отлучению». Цит. по: Рожков В. Очерки истории Римско-Католической церкви. М., 1994.С.95. Польские короли, однако, будучи католиками, позволяли себе распоряжаться «духовными хлебами» в пользу наиболее отличившихся придворных. В 1568г. православный митр. Иона (Протасевич) передал на рассмотрение сейма просьбу от лица всей своей паствы, чтобы духовные достоинства не были даваемы людям светским. Но право патроната продолжало и после усугублять положение духовной власти Западно-Русской митрополии.

[8] Halecki O. Op. cit. P.53.

[9] Памятники полемической литературы в Западной Руси. Русская историческая библиотека (далее – РИБ). СПб., 1882. Под ред. П. Гильтебрандта. Т.VII. С.223-526.

[10] РИБ. Т.VII. С.939-1002.

[11] РИБ. Т.VII. С.613-632.

[12] РИБ. Т.VII. С.111-168.

[13] РИБ. Т.VII. С.169-222.

[14] РИБ. Т.IV. С.157-312.

[15] РИБ. Т.VII. С.633-938.

[16] РИБ. Т.XIX. СПб., 1903. С.329-376.

[17] РИБ. Т.XIX. С.377-432.

[18] РИБ. Т.VII. С.1-110.

[19] РИБ. Т.VII. С.1003-1820.

[20] Митр. Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. М., 1996. Кн. 5. С.315-317.

[21] Уния в документах. Мн., 1997. С.88-117.

[22] Митр. Макарий (Булгаков). Указ. Соч. С.185.

[23] «Was der Papst gebietet, kann von Irrtum sein und mub nach der Schrift geprüft werden: Er soll mir unter Christo bleiben und sish lassen richten durch die Heilige Schrift». Iohannes Wallmann. Kirchengeschiehte Deutschlands seit der Reformation. Tübingen. 2000. P.29.

[24] См.: Демьянович А. Иезуиты в Западной России. СПб., 1872. С.4-5.

[25] Там же. С.22.

[26] Об иезуитской школьной и общественной педагогике см. там же. С.86-101.

[27] См. там же. С.115.

[28] Piotr Skarga. O jednosci… РИБ. Т.VII. S.483.

[29] Ibidem. S.264. Эти слова являются комментарием к словам  свт. Иоанна Златоуста: «Церковь Христова одна есть, не в Коринфе только, но и во всем свете должна быть одна» (S.263).

[30] Ibidem. S.251-259.

[31] Ibidem. S.338.

[32] Ibidem. S.343-349.

[33] Исторические доводы Петра Скарги стали уже традиционными в католической полемической литературе. История канонических постановлений Втрого и Четвертого Вселениских Соборов – попытки КПих патриархов занять первое место на Востоке. Ереси монофизитов и иконоборцев, которые поддерживали императоры-еретики. Выдающаяся роль римских епископов в то время. Борьба при патр. Фотии, изгнание латинских священников из Болгарии (!) и др. Ibidem. S.349-463.

[34] Для сравнения можно ознакомиться, например, с соборной грамотой православных епископов о желании их подчиниться Римскому папе 1594г. Уния в документах. С.88-89.

[35] Соборная грамота 1595г. Там же.С.93.

[36] Цит. по: Бантыш-Каменский Н. Историческое известие об унии. Репр. М., 2001. С.46.

[37] Цит. по: Митр. Макарий (Булгаков). Указ. соч. С.298.

[38] Архиеп. Филарет (Гумилевский). История Русской Церкви. Сретенский м-рь. 2001. С.361.

[39] «О единой истинной вере». РИБ. Т.VII. С.611. Между прочим в своей полемике свящ. Василий ссылается на чудо Святого огня на Гробе Господнем (С.617).

[40] «O jednosci». РИБ. Т.VII. S.269.

[41] Ibidem. S.266-331.

[42] Уния в документах. С.137.

[43] «Вопросы и ответы православному з папежником». РИБ. Т.VII. С.21. Латиняне в своих книгах Церковь часто именуют templum, а не ecclesia, между тем можно было бы передать лат. congregatio, также и слово «кафолическая» могли бы перевести universa. Там же. С.18 и 22.

[44] См.: прп. Афанасий (Филиппович). «Диариуш». РИБ. Т.IV. С.139. Архим. Захария (Копыстенский). «Палинодия». РИБ. Т.IV. С.392-397.

[45] См. напр.: Piotr Skarga. O jednosci. Co do tego ziednoczenia wiele Ruskim narodom pomaga, a co Grekom przeszkadzalo. РИБ. Т.VII. S.494-498.

[46] Уния в документах. С.138.

[47] См.: Жалованная грамота Сигизмунда III о правах и преимуществах за принятие унии. Уния в документах. С.108-111. Между тем, если проанализировать условия унии западно-русских владык в их «артикулах», то можно придти к выводу, что они желали от Римского папы такой же слабой зависимости как от Константинопольского патриарха. См.: Митр. Макарий (Булгаков). Указ. Соч. С.315-317.

[48] Цит. по: Митр. Макарий (Булгаков). Указ. Соч. С.344.

[49] O jednosci. РИБ. Т. VII. S.494.

[50] Ibidem. S.471-477.

[51] Хомяков А.С. Указ. соч. С.174.

[52] «Берестейский Собор и оборона его». РИБ. Т. XIX. С.211.

[53] Там же. С.230-232.

[54] Там же. С.318-326.

[55] Ekthesis abo krotkie zebranie spraw…synodzie (православного-А.Х.) w Brzesciu Litewskim. РИБ. Т.XIX.С.331.

[56] Там же. С.331-332.

[57] В «артикулах» западно-русских владык или условиях заключения унии находим следующий пункт об исхождении Святого Духа: «О Святом Духе исповедуем, что Он исходит не от двух начал, не двояким исхождением, но исходит от одного начала, как источника,- от Отца через Сына». Митр. Макарий (Булгаков). Указ. соч. С.315. А в «исповедании» русских послов в Риме было сказано: «Дух Святый от Отца вечно есть; существо свое и бытие личное имеет от Отца вместе и Сына, и от обоих вечно, яко от единого начала и от единого дуновения происходит […] и таковое сих слов “и от Сына” истолкование для пояснения истины, и по случившейся на сие время нужде справедливо и правильно к Символу есть прибавлено”. Уния в документах. С.127.

[58] Причислен определением Синода Белорусской Православной Церкви к лику местночтимых святых 31 января 2002 г. за мужественное стояние о вере православной и мученическую кончину.

[59] Ekthesis. РИБ. Т.XIX.С.336.

[60] O jednosci. РИБ. Т.VII. С.467.

[61] Католическая энциклопедия. М.,2002.Т.I.С.754-755.

[62] Хомяков А.С. Указ. соч. С.178.

[63] См.: Коялович М.О. История воссоединения западнорусских униатов. Мн.,1999. С.253.Примеч.143.

[64] Упадок этот выражается не только в появлении в XVIв. протестантских течений и сект. От него не свободно и само католичество. Странно, что у людей, в учебниках которых излагается учение о догматическом развитии, до сих пор т.н. «Апостольский» Символ веры предпочитается «Никео-Цареградскому». Видимо причина все в том же упадке. «Веру у…святы Касцёл каталіцкі», сказано в кратком катехизисе на белорусском языке (Катэхізм. Гродно.2000.С.7),- вот и все учение о Церкви.

 

Назад к списку