"Западнорусский вопрос" в творчестве М.О.Кояловича

Священник Алексий Хотеев

Опубликовано:"Западная Русь"

М.О. Коялович (1828-1891), уроженец Гродненщины, профессор русской истории в Санкт-Петербургской Духовной Академии, является одним из самых ярких представителей т.н. «западнорусизма»[1]. Как известно, это идеологические течение связывало исторические судьбы белорусов и малорусов с Россией. Начиная с 20-х годов прошлого века, стало традицией считать эту концепцию антинациональной, якобы отрицающей местную национальную культуру и ее право на независимое от России культурное и политическое развитие[2]. Однако следует помнить, что такую характеристику этому направлению общественной мысли дали ее политические противники, а именно белорусские и украинские сепаратисты, временная победа которых была обусловлена не весомостью их аргументации, а политической конъюнктурой революционного времени. Вопреки устоявшемуся стереотипу движение западнорусизма следует рассматривать не в русле российской, а белорусской национальной историографии. Веским основанием для этого является не только этническая принадлежность его представителей, но и их озабоченность именно проблемой белорусского возрождения в условиях Российской империи. В связи с этим невозможно обойти молчанием саму постановку этой проблемы под именем «западнорусского вопроса» в творчестве М.О. Кояловича.

Большая часть его научных работ и публичных выступлений были посвящены белорусской церковной и национальной истории. Практически везде в них звучит забота ученого о духовном возрождении своего народа, связи с которым он не терял никогда. Уже в некоторых ранних своих публикациях, а именно в «Лекциях по истории Западной России» (1862 —1864 г.), М.О. Коялович поставил «западнорусский вопрос» перед самой высокой по положению читательской аудиторией России[3]. «Западнорусский вопрос, — говорил он, — имеет не случайную, кратковременную важность, но великое, серьезное значение. (…) Западнорусская историческая жизнь есть просто жизнь народа, отстаивающего свою народность и веру и ищущего свободного их развития»[4]. В одной из своих статей 1863 г. М.О. Коялович обозначил эту проблему таким образом: «Между западнорусскою народностью и русскою государственностью стоит и все еще пробует стоять твердо целая стена поляков Западной России. (…) Нет сомнения, что народ желает пробить ее везде и стоять везде открыто перед русскою государственностью, которую олицетворил себе ясно и наглядно в лице своего освободителя (Александра II — А.Х.)»[5]. В других своих выступлениях ученый утверждал, что народное возрождение в Западной России есть восстановление здесь общерусских начал (русского языка, веры, народных преданий и др.) и поэтому оно должно совершаться с участием России. Однако речь шла не о простых административных мерах. М.О. Коялович призывал к сердечному, по-христиански нравственному и бескорыстному участию великорусов в судьбе Западной России: «Отнеситесь к Западной России человеколюбиво, и вы увидите перед собою не отвлеченный, теоретический, проектированный западнорусский народ, а народ действительный, живой, различный в своих племенных особенностях, но цельный, единичный в своих правах на жизнь и развитие и простирающий к вам, за помощью, в первый раз свободно поднятые руки!»[6] В своих слушателях он старался воспламенить такую же любовь и сострадание к своему народу, которыми горел сам.

Чтобы сделать свою мысль для читающей публики яснее, ученый обрисовал трудное положение западнорусского народа с разных сторон. Уместно рассмотреть западнорусский вопрос в творчестве М.О. Кояловича в трех аспектах: этническом, социальном и культурном. Конечно, маленький объем статьи не позволяет с достаточной полнотой раскрыть тему, поэтому, по-необходимости, следует сделать хотя бы краткий обзор главных мыслей ученого.

1. Этнический (сам автор не проводил различия между этничностью и национальностью). Предлагая краткий статистический и этнографический обзор Западной России в своих Лекциях, М.О. Коялович стремился охарактеризовать не просто фактическое положение дел в свое время, а показать некий итог предшествовавшего исторического развития[7]. Так сложилось в ходе истории, что среди коренного населения Западной России, т.е. белорусов, малорусов и литовцев (по терминологии того времени) — всего свыше 80 % жителей, поселились поляки и евреи — около 8 и 11 % соответственно[8]. Для определения этнической принадлежности двух славянских народностей и литовцев М.О. Коялович предложил их языковые, бытовые и физические особенности. Евреи жили особой замкнутой корпорацией, имели свой язык и негласно сохраняли организацию в кагалы[9]. Обострение западнорусского вопроса создавали поляки. К ним относились поляки этнические и ополяченные роды местной аристократии, католики по вероисповеданию. Проблема заключалась в том, «что они, — как писал М.О. Коялович, — оставаясь на русской земле, желая оставаться на ней всегда, считают себя — мало того — поляками, но поляками, неразрывно связанными с польской землею, со всеми судьбами польского народа»[10]. В свое время присоединяя к себе ВКЛ, польское панство смотрело на него как на свою провинцию. Поляки постепенно стали приобретать себе здесь земли и разные доходные должности. В их представлении, Западная Россия, даже находящаяся под скипетром российского монарха, должна была оставаться в сфере польского влияния. Красноречивым подтверждением этой мысли стали польские восстания 1830-31 и 1862-63 гг. В одном из своих открытых писем редактору газеты «День» в 1863 г. М.О. Коялович восстает против идеи подчинить Западную Россию польской автономии: «Она сгубила бы эту страну, уничтожила бы в ней все туземное, самобытное и насильственно утвердила бы все польское»[11]. Закрытие Виленского университета не привело к сворачиванию его полонизаторской программы, поскольку польский язык все еще оставался доминирующим в крае. Сама формулировка М.О. Кояловича «западнорусский вопрос» появилась, очевидно, по аналогии с «польским вопросом», касавшегося судьбы и устройства Польши после наполеоновских войн. Выставляя «западнорусский вопрос»,  ученый публицист призывал российские власти спасти народности Западной России от польского засилья. Исторически сложилось, что западнорусская аристократия, переходя в католичество, отрывалась от своих народных корней и превращалась в польскую прослойку. В этой связи М.О. Коялович писал: «Западнорусская история есть история демократизма, ищущего своей древней, родной аристократии, т.е. вообще говоря, русской православной аристократии»[12]. Вообще следует сказать, что обращение ученого к проблеме этнических взаимоотношений, ее раскрытие на примере польского восстания 1862-63 гг. заслуживает самого пристального внимания. По его свидетельству, пробудившиеся после присоединения к России местные народные силы искали себе выхода и наталкивались на польскую прослойку, занимавшую в крае господствующее положение, которое не могла поколебать и российская администрация. Таким образом, вслед за этнической проблемой вставал проблема сословная.

2. Социальный аспект. Социальное деление во многом соответствовало этническому. Привилегированное сословие на белорусских землях в нач. XIX в. на 95 % состояло из поляков и ополяченных белорусов[13]. В городах и местечках жили преимущественно евреи, они держали в своих руках ремесла и торговлю. Белорусы и малорусы были крестьянами, причем до реформы 1861 г. около половины из них находилось в крепостном состоянии. Обращая внимание на это неестественное положение, М.О. Коялович писал, что западнорусский народ находится в запертом состоянии: «Лучшим силам западнорусского народа заперты и средние пути —жидовством, и пути к высшему сословию — панством»[14]. От высшего сословия его отделяет язык и вера, в городе он может найти себе работу разве что в качестве слуги у еврея, поэтому ему остается только самая тяжелая доля — крестьянский труд. Однако к трудовой повинности прибавляется еще худшее — религиозное и культурное угнетение. Хозяин поместья — католик, с презрением смотрящий на веру «хлопа», его ближайший помощник-распорядитель или арендатор вообще не христианин, а иудей. Такая ситуация складывалась веками, и не раз во время вспышек народного гнева, вызванного социально-экономическими причинами, крестьянское и казацкое оружие поднималось равно против польских панов и иудейских торговцев. Но проблема имела и другую сторону. Даже мелкопоместная шляхта, по своему положению мало чем отличающаяся от простого народа, резко отдалялась от него по своей идеологии, отрешалась от своего языка, веры и имени. М.О. Коялович указывал на развитие этой идеологии под именем «шляхетства». Ее суть заключалась в том, что пан и шляхтич отличали себя от «хлопа» как от человека другого сорта. Они не считали для себя возможным занятия ремеслом или торговлей, однако их тяга к роскоши нуждалась и в том и в другом, поэтому пану нужен был еврей, как человек, поставляющий ему из-за границы модные товары. Так, по мнению ученого, два разных народа, поляки и евреи, находили взаимопонимание и поддержку друг у друга и образовывали господствующий социальный слой, чтобы эксплуатировать крестьянина[15]. Церковная уния стала еще одним средством духовного угнетения простого народа. И если ее упразднение в 1839 г. принесло сближение с единоверной Россией, а реформа 1861 г. — освобождение от экономического и угнетения панов, то сословная запертость должна была ощущаться народом еще сильнее. М.О. Коялович писал: «Образование в Западной России народного дворянства и народа, дружного со своим дворянством, может произойти только тогда, когда независимо от жидовства, станет образовываться в Западной России из лучших слоев крестьянства и из низших слове шляхты народное промышленное,  ремесленное торговое сословие»[16]. На передний план выходила нужда не только в административных мероприятиях правительства, но и в переменах в сфере образования.

3. Культурный аспект. В своих Лекциях М.О. Коялович писал, что «западнорусы отличны от поляков, но имеют свои особенности и по отношению к великорусам»[17]. Однако эти различия не настолько велики, чтобы говорить о независимом от России развитии Белоруссии: «Белорусское племя так близко к великорусскому, что никакой сепаратизм не может в нем иметь силы»[18]. Таким образом, культурное развитие в Западной России виделось ученому публицисту как постепенное открытие и уяснение «коренных русских начал». Для него это был путь науки, и он посвятил этому всю свою жизнь. Принцип «обрусения» ученый охарактеризовал словами: «Живить русское в Западной России»[19]. Однако при этом он не одобрял подавления местных особенностей и местного языка. «Некоторые маленькие власти в Западной России приказывают народу переменять костюм, прическу по великорусским образцам, гнушаются слышать малороссийскую или белорусскую речь и требуют, чтобы волостные чины и ученики сельских училищ непременно и всегда говорили книжным русским языком»[20]. Но особенно восставал М.О. Коялович против теории и практики обучения на польском языке некоторых «благородных лиц»: «Эти люди не хотят знать даже того, что в открываемых школах, при русском языке обучения, дан свободный простор местному наречию, народному, — учителя должны как можно чаще объясняться с учениками на местном наречии, и в букваре, составленному для этих школ, помещено немало белорусских статей рядом с русскими»[21]. Необходимо указать на тот факт, что ученый публицист принимал участие в проектировании «Народной газеты», которая, к сожалению, так и не вышла в свет[22]. «Белорусское наречие» М.О. Коялович называл «поразительной серединой между русским и польским языком»[23]. Нужно отметить также, что этническую принадлежность белорусов он определял по «белорусскому наречию»[24].

Во время оживленных дискуссий о польском восстании 1863-64 гг. выступление М.О. Кояловича поражало своей страстностью и преданностью «западнорусскому делу». Когда читаешь в его статьях сообщения о скрытом противодействии введению русского обучения или различных хитростях и насилиях польских повстанцев, невольно проникаешься сочувствием к простому народу Западной России. Поставив вопрос о его будущей судьбе, ученый публицист вникал и раскрывал перед читателями многие подробности народного быта. Он размышлял и об амнистии польским повстанцам, и об организации народных караулов, и об организации русскоязычных библиотек, и о лучшем проведении железных дорог, и об устройстве школ и реальных училищ, и о создании комитетов для строительства церквей и многом другом. Поставив перед читающей русской публикой «западнорусский вопрос», М.О. Коялович раскрыл этнические и социальные различия, обусловливавшие различие интересов белорусского крестьянства и польских землевладельцев. Эти различия были раскрыты им как давний социальный конфликт, как борьба русских и польских национальных начал. Утоление ближайшей народной нужды он понимал в первую очередь практически и избегал теоретических отвлеченных рассуждений о неких благах самостоятельного развития. Он видел расколотый и запертый в сдавленном положении западнорусский народ и думал о практических мерах по облегчению его участи, оставляя в стороне бесплодные мечты белорусского сепаратизма.

Священник Алексий Хотеев                                             13.04.12.