Иоакимовская летопись
К числу источников по древней русской истории, вокруг которых не прекращаются ученые споры, относится т.н. «Иоакимовская летопись», открытая и пересказанная российским историком Василием Татищевым (1686-1750) [8, 51-70]. Интерес к этому памятнику обусловливается отличиями его сведений от начальной летописи. Кроме того, первооткрыватель Иоакимовской летописи Василий Татищев считал, что Иоаким и по времени является более ранним писателем, чем Нестор. Впоследствии, однако, как время написания, так и содержание этой летописи было подвергнуто строгой критике, таким образом, что отношение к этому источнику русской истории стало очень настороженное.
Василий Татищев, публикуя впервые сведения Иоакимовской летописи, рассказал также и обстоятельства своего с ней знакомства. Занимаясь поиском древних рукописей для написания своей истории, он обращался к своим близким с вопросом, знакомы ли они с какими-нибудь старыми летописями. Один из его родственников, настоятель Бизюкова монастыря на Смоленщине, архимандрит Мелхиседек Борщов прислал историку несколько рукописных тетрадей, принадлежавших якобы некоему монаху Вениамину, который, по словам самого Мелхиседека, «о собрании русской истории трудился, по другим монастырям и домам ездя» [8, 52]. По виду эти тетради были вынуты из сшитой книги, «по разметке 4, 5 и 6-ая, письмо новое, но плохо сделанное, склад старый, смешанный с новым, но самый простой и наречие новгородское» [8, 52]. Ознакомившись с материалом, Татищев сделал выписки тех фрагментов, которые отличались от Повести временных лет монаха Нестора. Затем, когда он захотел получить оставшиеся тетради и выслал прочитанные, то получил известие, что Мелхиседек умер, его имущество опечатано, а частью пропало. Татищев попытался навести справки о монахе Вениамине, но казначей монастыря с таким именем сказал, что рукопись принадлежала самому Мелхиседеку, что списал он ее в Сибири, а, может быть, она и вовсе не им была переписана, только хранил он ее тайно и никому не показывал. Таким образом, со смертью архимандрита Мелхиседека сшитая в тетради рукопись была потеряна и у Василия Татищева остались только выписки [8, 61].
Анализируя почерпнутую информацию, русский историограф, отнесся к известиям Иоакимовской летописи с большим доверием, хотя и заметил, что в нее «нечто баснословное по тогдашнему обычаю внесено» [8, 51]. В качестве доказательства ее древности он выдвинул несколько аргументов. Во-первых, кроме Нестора на Руси были и другие летописцы, как об этом свидетельствуют их имена на древних списках, например, игумен Сильвестр, Нифонт и др., почему же им не мог быть еп. Иоаким Новгородский († 1030)? Во-вторых, польские летописцы, начавшие свой труд позднее русских, заимствовали некоторые свои сведения из русских летописей, но не все эти заимствования можно почерпнуть из Повести временных лет Нестора, значит, они были взяты из другого источника, таким источником, по мнению Татищева, была Иоакимовская летопись, обнаруживающая сходство с «польскими историями». В-третьих, при Новгородской кафедре и во время Татищева хранилась какая-то древняя рукопись, которую, однако, архиеп. Феофан Прокопович скопировать не разрешил, не это ли древняя летопись Иоакимовская? Как видим, эти доказательства Татищева больше напоминают догадки.
Впоследствии историки не преминули усомниться в догадках первого публициста Иоакимовской летописи. Князь Михаил Щербатов в 1789 г. скептически оценил сведения Татищева: странные обстоятельства обнаружения летописи, потеря оригинала, отсутствие свидетельств о еп. Иоакиме как писателе. Иван Болтин, возражая Щербатову, посчитал сведения Иоакимовской летописи «более сходными с обстоятельствами». Известный историк Николай Карамзин, написал, что Татищева неправильно истолковали, что тот рассказал о своей находке как о курьезе. В свою очередь, другой маститый ученый, Сергей Соловьев, не принимая целиком сообщения Татищева, защищал его от обвинений в преднамеренном подлоге. Церковный историк Евгений Голубинский, наоборот, доказывал, что все сведения Татищева о летописи есть его выдумка [7, 205].
Положительно вопрос о происхождении Иоакимовской летописи и ее составе был поставлен Иваном Линниченко. В 1883 г. вышло его исследование «Краледворская рукопись и Иоакимовская летопись». Ученый обосновал, что это один из вариантов распространявшихся в XVII – XVIII вв. исторических легенд, которые включали в себя как устные предания, так и сведения из разных письменных источников. Автором памятника нельзя считать еп. Новгородского Иоакима. Хотя в последствии и предпринимались попытки отождествить автора летописи с разными Иоакимами (то с одним из игуменов Бизюкова монастыря, где жил Мелхиседек, то с патриархом Иоакимом (1621-1690) [9, 265-270], но они так и остались спорными. Поэтому не редко летопись называется Псевдо-Иоакимовской. В работе Сергея Азбелева отвергнута мысль Сергея Шамбинаго о связи этой летописи с новгородской летописной традицией. Наиболее общепринятой остается представление об Иоакимовской летописи как о поздней компиляции исторических и легендарных сведений [7, 205].
В недавнее время вышла книга украинского исследователя Алексея Толочко «История Российская Василия Татищева: источники и известия» (Киев, 2005), в которой автор настойчиво обвиняет русского историографа в фальсификациях и подлогах, используя в качестве иллюстрации его Иоакимовскую летопись. Однако в ответной рецензии украинского историка Сергея Конча «Чи існуе Іоакимів літопис?” критический анализ Толочко был в свою очередь подвергнут критике за стремление выдать желаемое за действительное [2, 183].
Поскольку не имеется оригинала Иоакимовской летописи, а есть только пересказ отдельных ее фрагментов у Татищева, памятник не может датироваться по почерку или качеству бумаги. В распоряжении исследователей есть только метод выявления разных стилей или редакций и сравнение с другими историческими источниками и даже археологическими материалами.
Сам русский историограф разделил сообщения Иоакимовской летописи на несколько частей. Но и их, в свою очередь, можно сгруппировать в блоки, характеризующиеся не только тематически, но и лексически. Например, в рассказе о легендарных князьях Славене и Скифе присутствуют греческие слова «алазоны», «амазоны», Понт, Меотис, Великая Скифия и ссылки на античных авторов (в частности на некоего «Ювелия»). В этой части Иоакимовская летопись сходна со «Сказанием о Словене и Русе и городе Словенске», легендой XVII в., записанной в ряде поздних русских летописей. Но имеются и отличия, например, не упоминается имени Руса, одного из легендарных предков, брата Славена и Скифа. Нет также упоминания Александра Македонского, характерного для «Сказания» [4, 139-142].
В другой части Иоакимовской летописи идет рассказ о потомках князя Славена, среди которых особенно выделяется Гостомысл, известный также по «Сказанию о Словене и Русе». Примечателен сон Гостомысла, в котором дается предсказание о славной будущности детей его средней дочери Умилы. Было отправлено посольство искать ей жениха, и таким образом явился в Новгород Рюрик, который стал править после смерти Гостомысла. Татищева одно время даже подозревали в том, что, записывая сон Гостомысла, он хотел оправдать передачу права на российский трон женской линии после смерти Петра Великого. С другой стороны, сам факт, что в Иоакимовской летописи описывается переход власти в Новгороде от местной княжеской династии к приглашенному Рюрику из-за пресечения мужского потомства, привлекает внимание исследователей, изучающих вопрос призвания варягов-норманнов. Здесь также следует упомянуть наличие многих слов скандинавского происхождения: Гардорик князь, Гунигард князь, княгиня Адвинда, Бярмия, Ингорь и др.
В рассказе о первых князьях-рюриковичах Иоакимовская летопись дополняет Повесть временных лет рядом любопытных деталей. Например, об Ольге говорится, что она была родом из Изборска, из потомков Гостомысла, а первое имя ее было Прекраса, имя Ольга ей дал уже ее муж, князь Игорь. В ПВЛ же кратко говорится, что Ольга была из Пскова. О погребении киевского князя Аскольда в Иоакимовской летописи Татищева делается замечание о существовании церкви св. Николая, которую будто бы потом разрушил князь Святослав Игоревич. О последнем также дается интересная информация, что неудачная его война на Дунае возбудила в нем гнев на христиан в его войске. За свою веру многие были казнены и замучены, в их числе и родной брат Святослава Глеб (Улеб). Такое же гонение собирался произвести Святослав и в Киеве, куда послал строгий приказ разрушить все церкви, а по своем прибытии в Киев намеревался погубить всех христиан, но печенеги перехватили его у днепровских порогов. Крещение Владимира описывается в Иоакимовской летописи без связи с походом на Корсунь или женитьбой на греческой царевне. Князь пошел на болгар (очевидно дунайских), победил их, заключил мир, а затем крестился сам и его сыновья, а болгарский царь Симеон прислал на Русь священников и книги церковные.
Широкую известность приобрел сюжет Иоакимовской летописи о крещении Новгорода. Здесь приводится довольно подробный рассказ о бунте новгородцев против крестителей, о взятии города ростовцами во главе с Добрыней и Путятой и о вынужденном крещении жителей, в результате которого к стыду новгородцев сложилась пословица: «Путята крестит мечом, а Добрыня огнем» [8, 59-60.]. В этом отрывке читаются слова: «Мы же стояли на торговой стороне, ходили по торжищам и улицам, учили людей» [8, 59]. Поскольку рассказ ведется от первого лица, Татищев сделал предположение, что здесь говорит очевидец событий и автор летописи еп. Иоаким. Подробность изложения располагала многих исследователей советского периода принимать достоверность этого рассказа. Была даже предпринята попытка связать с текстом Татищева следы пожара в Неревском конце 989 г., открытые в Новгороде археологом Валентином Яниным. Кроме того, были найдены клады монет, невостребованные очевидно погибшими хозяевами и христианский нательный крест, который подтверждают существование в городе христианства до времени официального крещения [10, 55-56]. Однако не все историки согласились с подобной интепретацией археологических находок [6, 262 -264; 1, 194]. В частности, в Иоакимовской летописи говорится, что дома христиан (в Неревском конце) грабили, а не поджигали. Ту же церковь Преображения могли бы и поджечь, но ее растащили, разобрали. Хозяева кладов могли просто погибнуть во время пожара. Если же они были убиты (а Янин считает, что они были христианами), тогда это свидетельство об обратном: язычники проливали кровь христиан, а не христиане убивали язычников. Странно, что воины Добрыни подожгли пол-города во время своего отвлекающего маневра да еще в том районе, где находилась церковь и дома христиан. О. Рапов, отвергает датировку крещения Новгорода, сделанную Яниным (989 г.) и утверждает, что пожар этого времени предшествовал крещению новгородцев и не был с ним связан, а само крещение, произошло на самом деле в 991 г. Тогда-то и пострадали некоторые дома Людина конца. Интересно также привести заключение Порфиридова [5, 22] о том, что на т.н. Торговой стороне (где было "Ярославово дворище") в X в. не обнаружено жилищных построек. А Иоакимовская летопись упоминает здесь несколько сот жителей (?). Некоторые детали ее рассказа также вызывают сомнения. Например, упоминание осадных самострелов, которые новгородцы поставили на мосту, который сами перед этим разрушили. Странно, что на стороне Добрыни оказываются жители Ростова, который был крещен позднее Новгорода. Имя Путяты также встречается только в роде новгородского посадника Остромира в XI в. Таким образом, рассказ Иоакимовской летописи не находит однозначного подтверждения ни в ходе раскопок, ни в других исторических источниках.
Несмотря на все особенности и оригинальность т.н. Иоакимовской летописи, ее не следует относить целиком к области фантазии и вымыслов. Она характеризует историческое мышление своего времени (XVII в.). Для описания событий древнерусской истории ею следует пользоваться осторожно и с оговоркой о ее позднем и столь смутном происхождении.
Свящ. Алексий Хотеев 25.11.11.
Источники и литература.
1. Алексеев С.В. Литературные и археологические источники о крещении Новгорода // Знание. Понимание. Умение. Работы молодых ученых. 2005. № 2.
2. Конча С. В. Чи існуе Іоакимів літопис? // Український історичний журнал, 2007, № 2.- С.171-184.
3. Повесть временных лет. М., 1950. Ч.1.
4. Полное собрание русских летописей. Т. 33. Л., 1977.
5. Порфиридов Н.Г. Древний Новгород. Очерки из истории русской культуры XI - XV вв. Издательство Академии Наук СССР, М. - Л., 1947.
6. Рапов М.О. Русская церковь в IX - первой трети XII в.: Принятие христианства. М, 1988
7. Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI- первая половина XIV в. Л., 1987.
8. Татищев В.Н. История российская. М., 2003. Т. 1.
9. Шамбинаго С.К. Иоакимовская летопись. // Исторические записки. М.-Л. 1947. № 21.
10. Янин В.Л. Летописные рассказы о крещении новгородцев// Русский город. М.,1984. Вып.7.
Назад к списку