Почему богословие не является наукой

В 2015 году российский ВАК утвердил научную специальность 26.00.01 «теология», а 1 июня 2017 года прошла первая защита кандидатской диссертации по названной специальности. Оба эти факта произвели неоднозначное впечатление на ученых в России. Негатив обусловливается ощущением административного «протаскивания» новой специальности без того, чтобы привести к согласию мнения разных сторон, ведущих многолетние споры вокруг темы «религия и наука». Если же примирить различные точки зрения не удается, то остается только утверждать и проводить определенную позицию административным способом. Открытым остается также вопрос: насколько специальность «теология» является востребованной церковными людьми, которые стремятся изучать православную традицию, оставаясь внутри Православной Церкви, и повергать свое мнение на суд церковных, а не светских авторитетов? Впрочем, этот, равно как и другие возможные вопросы о целесообразности инспирированного в научном сообществе движения можно отодвинуть в сторонку ради того, чтобы подойти к проблеме только с одним вопросом: является ли богословие наукой в современном понимании этого слова?[1]

Как известно, современная наука имеет дисциплинарную организацию. Но чтобы принять богословие, условно скажем, «в семью» различных научных дисциплин, необходимо обозначить тех существенных признаков, которые есть у всех наук и которые были бы присущи богословию. Таким образом, речь идет о критериях научности в применении к богословию.

Естественно заметить, что в разные исторические эпохи в понятие «наука» вкладывали различное содержание, начиная от комплекса всех знаний, которые приобретал человек в ходе направленного обучения (отличного от инстинктивных действий), и заканчивая такой специфической формой познавательной деятельности, которая объективно устанавливает причинную связь явлений действительности. Понятно, что отождествление богословия и науки в какой-либо период истории и соответствующие высказывания ученых и богословов того времени не могут служить доказательствами продолжающегося тождества на современном этапе. К примеру, если Франциск Скорина писал в предисловии ко всей Библии, что Священное Писание в себе все науки заключает, что для изучения астрономии нужно обращаться к книгам Бытие, Иисуса Навина, Царств или Евангелиям, то такой призыв в настоящее время вряд ли кто-либо поймет буквально. У святых отцов можно найти немало высказываний, что добронравие есть наука, что спасение души также есть наука. Конечно, церковная традиция вкладывает свой смысл в такое словоупотребление, и в своем контексте подобные высказывания являются уместными. Другое дело, когда богословие начинает трактоваться как особым образом (по-научному) организованная форма познавательной деятельности. В таком случае термин переносится в сферу секулярного мышления и появляется в контексте для себя несвойственном. В Церкви богословие определяется как изложение (объяснение) истин (догматов) христианской веры, т.е. Божественного Откровения. Достаточно сказать, что среди этих истин есть положения, которые по определению превосходят человеческий разум (рождение Сына Божия от Девы, соединение божественной и человеческой природ во Христе, троичный догмат и др.). Наука же есть познавательная деятельность, основанная исключительно на рациональных положениях, не только логически, но и экспериментально доказанных. Особенностью научной рациональности является критическая проверка сформулированных ранее положений. Можно сказать, что наука развивается путем опровержения самой себя. В связи с этим странными представляются слова митр. Илариона (Алфеева), сказанные в интервью в передаче «Церковь и мир» 25 марта 2017 года: «У нас уже создана специальность «теология», которая существует много лет в реестре научных специальностей. Поэтому сам вопрос о том, является ли теология наукой, уже не обсуждается. Он продолжает обсуждаться, но это уже обсуждение постфактум, ибо решение принято»[2]. Обсуждение уже принятого в научном сообществе является совершенно нормальным явлением. Какое бы собрание не высказало то или иное решение, оно не имеет абсолютного характера. Вполне возможно, что с изменением конъюнктуры принятое решение будет поставлено под сомнение, и все изменится. Поэтому широкое обсуждение «постфактум» имеет в науке большее значение, чем ваковская аттестация. Любое решение еще должно пройти свою рецепцию[3].

Переходя от контекстного рассмотрения проблемы к предметному, необходимо отметить, что богословие не вполне соответствует принятым критериям научности, характерным для разных научных дисциплин (объективность, проверяемость, системность, непротиворечивость и др.). Богословие трактует субъективный опыт веры, разбирает предметы, недоступные непосредственному наблюдению, оперирует умозаключениями, которые невозможно подвергнуть экспериментальной проверке, богословское знание представляет собой закрытую систему, которая едва ли может быть интегрирована в научную картину мира, богословские положения формулируются в виде противоречий (антиномий). Одним из научных принципов является рациональность, т.е. объяснение явлений исключительно с помощью разума. Данный принцип в богословии имеет ограниченное применение. С помощью разума можно приводить в систему богословские знания, делать логические умозаключения, предлагать аналогии, но опыт веры не может быть исчерпан рациональными объяснениями. «Невозможное человеку возможно Богу» — известная евангельская максима полагает предел рациональным устремлениям, чтобы далее «познавать верой». Это та граница, где кончается наука и начинается богословие.

Еще один важный критерий, выявляющий различие науки и богословия, касается вопроса об истинности полученных знаний. Имеется несколько философских концепций истины (адекватно-корреспондентская, консенсусная, когерентная, прагматическая и др.). В богословии истина абсолютна, является богооткровенной и существует независимо от человеческой санкции или одобрения. Колебаться в вере, значит колебаться в истине. В науке же истина не имеет такого однозначного характера. Научные утверждения в виде гипотез или теорий вполне себе могут подвергаться критике и пересмотру. Сомнения в научных истинах подтверждают их принципиальную проверяемость. Комплекс научных знаний расширяется и обновляется. В церковном же богословии истины Откровения не меняются или корректируются, а даны раз и навсегда. С течением времени только приспосабливается к меняющимся понятиям язык их изложения (интерпретации). С научной точки зрения не ставится вопрос об истинности тех или иных вероучительных положений той или иной религии. Богословие же, наоборот, либо направлено на защиту одних конфессиональных положений, либо на опровержение других. Говорить об объективности в таком случае можно с большой долей условности, только как об объективности конфессиональной.

Богословское образование в России со времени образования Академии наук и университетов имело особый статус. Сложилась своеобразная автономия богословия. Оно приобрело вид целой системы различных направлений (богословие догматическое, основное, нравственное, сравнительное, пастырское, наряду с экзегетикой, церковной историей, гомилетикой, литургикой, каноническим правом и др.). Это говорит о значительном потенциале православного богословия. Церковь внутри себя свободно регламентировала сферу образования и не оглядывалась на меняющиеся государственные стандарты, Болонский процесс и им подобное. Богословие решает задачи, которые не могут быть решены в рамках науки (о смысле жизни, о ценностных ориентирах). Религиозное мировоззрение не нуждается в научной апологетике, скорее наоборот, сознание современного человека, вскормленного на сциентизме, нуждается в освобождении от пут «научности», чтобы встать на путь веры и богословия. Этого можно достичь только поддержкой автономии богословия от науки.

29.08.17            священник Алексий Хотеев