Евгений Олешук. "Славянский язык - друг мой"

«Не стоит  прогибаться  под  изменчивый  мир,

 пусть  лучше  он  прогнется  под  нас»

 (из песни группы «Машина Времени»)

Статья написана под впечатлением беседы, которая непроизвольно возникла между прихожанами нашего храма после отчетно-выборного собрания прихода. Одна из важнейших тем, которая была затронута, – использование русского языка в церковном Богослужении. Вопрос не праздный. Как и следовало ожидать, мнения разделились. Одни из наших постоянных прихожан, следуя духу времени с навеянными им новомодными модернистскими тенденциями, предложили внести «свежую струю» в Богослужение. Предлагается, в частности, читать Апостола на русском языке. Естественно, с самыми благими намерениями, исключительно «для удобства» слушателей, отдельных прихожан храма, которым непонятен архаичный церковно-славянский язык. Другие, наиболее консервативные, принципиально пожелали ничего не менять, оставить все как есть,  дабы не вносить сумятицу и раздоры, не сеять смуту.

Хочется обратить внимание, что данная тема у нас ранее уже затрагивалась и достаточно подробно изложена на сайте прихода. Всем неравнодушным, и особенно тем, кого порой «терзают смутные сомнения», советую еще раз перечитать статью «Сокровище нашего богослужения» профессионально и доходчиво, со знанием дела написанную преподавателем Минского духовного училища регентом нашего храма Андреем Ахметшиным. Он, как никто другой, по долгу своего  служения, посвящен во все тонкости данного вопроса. Состатьей можно ознакомиться на сайте прихода (http://kronsh.prihod.ru/stati_akhmetshin/view/id/1193949).

И вот, буквально вчера, я случайно (случайно ли?) наткнулся на работу другого автора, известного богослова, церковного писателя,  профессора, члена правления Киевской Духовной академии Василия Федоровича Певницкого, написанную более 100 лет назад. Не поверите – те же проблемы! Уже в ту далекую от нас пору (статья вышла в 1908 г.), в эпоху с незыблемыми, как тогда казалось, многовековыми устоями православия на Руси, в церковной среде появились те же тенденции – заменить старославянский язык на русский. Обновленческие тенденции, «благие намерения», идеи, предложения…  к чему это привело менее чем за десятилетие, все мы знаем. Как говорили в старину: «Не буди лихо пока тихо!»

Итак, проблема использования старославянского языка в церковном богослужении отнюдь не нова.  Как тут не вспомнить премудрого царя Соломона: «Что было, то и будет; …и нет ничего нового под солнцем. Это было уже в веках, бывших прежде нас» (Еккл. 1:9-10). Для убедительности приведу несколько цитат из статьи русского профессора-богослова.

«Церковнославянский язык, освященный многовековым употреблением при богослужении и не смешивающийся с нынешним обыденным слововыражением, получил название языка священного, и люди с живым религиозным чувством относятся к этому языку как языку священному с особенным почитанием...Так было в течение многих и долгих веков. Но в последнее время поднимаются толки, направленные против употребления старого церковнославянского языка при богослужении, и заявляются требования заменить его при богослужении обыкновенным русским языком».

Далее профессор В.Ф. Певницкий подробно рассуждает на данную тему. «Стремление к этому новшеству в известной части нашего общества и духовенства косвенным образом вызвано современным реформационным движением. Реформаторская тенденция, как эпидемия, овладела умами: стали переоценивать ценности, обсуждать принятые порядки и обычаи… добрались и до вопроса о церковно-богослужебном языке. Но это новшество, которое готовы рекомендовать многие и ревностные представители Церкви, руководясь, конечно, добрыми намерениями, нам кажется напрасным и опасным».

Как в воду глядел профессор Киевской академии. Революция и Гражданская война, репрессии и гонения за веру, десятки тысяч страдальцев и мучеников… Какой еще пример нам надо!

Читаем далее. «Священные вещи, употребляемые при богослужении, очень ревностно охраняются религиозным чувством верующих и считаются неприкосновенными. Чем живее религиозное чувство, тем более стоит оно за охранение и сохранение таких вещей, которые чтутся, как святыня. К числу таких предметов, свято чтимых и охраняемых религиозным чувством верующих, относим и церковно-богослужебный славянский язык.

Из нашей истории известно, какое было возбуждение и какая поднялась буря, когда при Никоне неосторожно коснулись исправления богослужебных книг и решили круто изменить некоторые обычаи...».

По авторитетному мнению профессора-богослова, «…маловажное значение имеет вопрос о двоении или троении аллилуйа, о двуперстном или троеперстном сложении рук для крестного знамения и тому подобное. Но какое количество верующих отпало от единения с Церковью,  когда увидели посягательство на обычаи, ими чтимые… А изменение церковно-богослужебного языка и замена его простым обыденным русским языком – это вопрос очень важный и широкий, более важный, чем те вопросы, из-за каких в старые годы возник раскол. Смелое посягательство на изменение обычая, утвержденного веками, может вызвать большие волнения и нарушить мир Церкви.

В глубине церковно-религиозного общественного сознания верующих утвержден корень этого обычая – употребление церковнославянского языка при молитве и богослужении, веками он укрепился и разросся в нем, подобно корню какого-либо векового дерева. …Священный язык, входящий во все богослужебные чины, – это один из камней в фундаменте живого здания Церкви, неразрывно связанный с другими. С ним свыклось и его охраняет благоговейное чувство верующих».

В продолжение рассуждений он продолжает: «Для слова молитвы  и богослужения церковнославянский язык то же, что священные облачения, употребляемые священнодействующими при богослужении. Молиться и совершать богослужебные действия… можно и в простой обычной одежде: сила молитвы и сила таинства не зависит от одежды. Но предание, вера и благоговение узаконили для богослужения особые одеяния, употребляемые только в церкви. Попробуйте изменить этот обычай!.. Если не заговорит в вас против этого ваше религиозное чувство, против вас восстанут другие, руководимые духом церковности, более вас дорожащие преданием и святынею. Если будет оставлен язык, считающийся священно-церковным, и заменен простым обыденным языком, – произойдет омирщение церковного дела и низведение его с высоты, ему подобающей, в близкий уровень с простыми будничными явлениями».

Не от этого ли «омирщения» многие сегодняшние проблемы и нестроения в доме Божием, в Церкви Христовой? Мы, обильно пропитанные и одурманенные духом времени, этим тлетворным духом, пленяемся земным, дольним, суетным. Мы порой и не замечаем, насколько с ним сроднились, срослись…

«Мысль об упрощении богослужения…встречает сочувствие не в той части народа, которая составляет ядро православного народонаселения и твердо держится Церкви, а висреде так называемой интеллигенции, большинство которой утеряло церковный дух… и больше числится в Церкви, чем живет в ней. Проведение подобного нововведения в практику и жизнь Церкви являетсяиугождением людям малоцерковным, и вместе с тем оно может нанести оскорбление благоговейному чувству тех, которые составляют соль земли и которыми держится на надлежащей высоте церковная жизнь».

Профессор В.Ф. Певницкий задается вопросом и приводит такой пример: «Помирится ли благочестивое чувство, если, например, вместо слов: отверзу уста моя, будет сказано: открою рот свой, вместо слова жезл поставим слово палка, вместо слова чело – лоб, вместо слов ланиты – щеки, вместо рамена — плечи, вместо перст Божий – палец Божий и т. п.? Как вы по-русски передадите, — «всяк мужеский пол ложесна разверзаяй»? Без славянщины вы не обойдетесь при передаче самых простых молитвенных обращений. Например, вместо Господи, помилуй по-русски нужно сказать Господь, помилуй, а еще более по-русски Господин, помилуй»? 

«Славянский язык, на котором отправляется наше богослужение, отнюдь не чужой для нас. Мы можем считать его своим родным языком, так как он представляет прямое и непосредственное наследие всего славянского племени... Своим языком считают его и другие славянские отрасли и дорожат им. Принадлежащие к православной Церкви славяне им пользуются при богослужении, поддерживая чрез то единение с другими православными Церквами в славянских странах.

Святыня, возносимая в храме и предлагаемая в слове, пении и священнодействиях, воспринимается не умом только, но и сердцем, и сердцем первее и более, чем умом. Молитвенное настроение, с каким приходят в церковь  на то или другое богослужение, и какое церковь желает поддержать во входящих с верою и благоговением в храм Божий, охраняется и поддерживается внешнею обстановкою священнодействия, и общим характером и смыслом этого священнодействия. У людей благочестивых оно не ослабевает, а держится в напряженном состоянии, даже если и не все воспринимается умом, если отдельные слова и ускользают от их внимания».

Как обращает внимание профессор В.Ф. Певницкий, в отношениях с Богом-сердцеведцем не все так просто. «Иной слышит и разумеет все, что читается и поется в храме, но сердцем не принадлежит храму. Такой меньше участвует в молитве, чем менее его разумевающий, но благочестиво настроенный. Жертва, приносимая Богу от преданного сердца, более приятна Богу, чем холодное разумение обладающего большим знанием, не согретым теплотою сердца. Если Господь предпочел щедрым дарам богачей, принесенным в храм, две лепты бедной вдовицы, то Он с любовью примет молитву простеца, если только эта молитва  исходит из глубины верующей души».

И уже в самом конце своей прекрасной статьи В.Ф. Певницкий как бы подводит черту: «Лучше всего нам едиными устами и единым сердцем и (прибавим) одинаковым языком славити и воспевати  пречестное и великолепое имя Отца и Сына и Святого Духа, какое молитвенное желание за каждой литургией устами священнослужителя возглашает святая Церковь. Единодушия в прославлении Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, какого желает апостол (Рим. XV, 6), не будет у нас, когда одни захотят в молении употреблять простой русский язык, а другие будут держаться прежнего церковнославянского, и когда при этом могут произойти разделения, доходящие до распрей. Потщимся же  «блюсти единение духа в союзе мира» (Еф. IV, 3–4), составляя едино тело Церкви Христовой».

Основная мысль, которая красной нитью проходит через всю статью, – церковнославянский язык – язык священный, и он создан для служения Богу. И потому не надо нам ничего менять. Чтобы не вызвать нестроения и вражду, лучше оставить подобные прения. По слову апостола: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии» (1Кор.11:16). 

Церковное богослужение, священнические одеяния, священная Литургия, церковный язык — все прекрасно и совершенно. Постановления и Уставы Божии – они на века, ибо «одеяния Церкви» на вырост скроены. Не нам, многогрешным, их умалять и подстраивать под себя. Наоборот, это именно нам, малодушным, нерадивым, расслабленным, надо приложить все усилия, чтобы возвыситься к Небу. «Царствие  Небесное  силою  берется,  и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11: 12). И потому нам необходимо ежедневно и ежечасно напрягать себя,  духовно развиваться, а не коснеть в самодостаточности, самооправдании и собственной лени.

А если у кого идея реформации прочно застряла в голове, кому трудно смириться, предлагаю обратиться к себе внутреннему, к своей совести и ответить только  на два вопроса. Первый — сколько лет мы уже в Церкви Божией после обращения к вере и как часто бываем на Литургии? И второй – что мы запомнили, что усвоили за все это время?

Уверен, если живем в мире и  согласии со своей  совестью, нам не захочется более ничего менять в Церкви и в богослужении. Так поспешим же в храм Божий за покаянием. Ибо покаяние, в отличие от мирских мудрований, не вводит в соблазн, покаяние не постыжает. Итак, меняться нужно самим! Это и есть самый верный и самый короткий путь к Богу.

Евгений Олешук

29.01.2020